Дмитрий Янковский - Чумной поезд

Лаборант бросился к столу и посмотрел направление на лабораторное исследование, сопровождавшее образец мокроты. Диагнозом числилась двусторонняя пневмония.

Лаборанта от этой записи прошибло холодным потом. Он ледяной струйкой стек между лопатками и неприятной испариной выступил на лбу.

«Вот это пипец…» — подумал он.

Его судьба на ближайший месяц прорисовалась для него во всех ужасающих подробностях. Скорее всего, процентов на девяносто его ждала смерть. Смириться с этим было сложно, но и в панику впадать смысла было еще меньше.

«Может, и выживу… — Лаборант попытался себя успокоить. — Но жену и детей надо срочно убрать из города. В любом случае им тут теперь не место».

Он поколебался несколько секунд, поглядывая на стационарный телефон. В принципе, то, что он собирался сделать, делать было нельзя. Категорически. Нужно не жене звонить, а поднимать трубку стационарного телефона и докладывать о чрезвычайной ситуации. Но родственные чувства пересилили. Лаборант достал мобильник и набрал номер жены из контактов.

— Валя! — произнес он, едва произошло соединение. — Замолчи и слушай. Я ничего не буду объяснять. Сейчас ты приедешь домой, соберешь детей, и вы уедете к моим старикам в деревню. Срочно! Не спорь! Прямо сейчас, даже если тебя уволят за это. Собралась и вышла. Ясно? Да, делай, как я сказал, и молчи! Не до причитаний! Как-как? Хорошо! Ладно, отпуск возьми! За свой счет! Хоть на три дня! Только быстро. Чем быстрее, тем лучше. Да по херу! Не заставляй меня ругаться. Уезжайте! Я ничего не могу объяснить! Ты знаешь, где я работаю. Знаешь? Повтори, где я работаю? Вот. Осознала? Молодец. А теперь срочно валите из города. Просто сделай, как я сказал.

Он нажал кнопку отбоя, вытер со лба пот и выпил еще стакан воды. Снова бросил взгляд на стационарный телефон, но задумался. Нужно дать фору жене с детьми. Полчаса она будет чухаться, баба есть баба. Еще полчаса ей понадобится, чтобы выбраться за черту города. Если позвонить сейчас, то тревогу объявят примерно через час, а еще через полчаса силами полиции, МЧС, а может, и армии полностью блокируют город. Хорошо. В принципе, она успевает. Но, на всякий случай, лаборант решил дать им еще минут десять.

Он сходил в туалет, уселся на унитаз и пожалел, что обещал жене бросить курить. Хотелось затянуться дымом. До одури. До дрожи в пальцах. Но сигарет при себе не было, да и негоже было нарушать данное слово.

«Все! — решительно подумал лаборант. — Больше тянуть нельзя».

Он вернулся в кабинет, снял телефонную трубку и набрал внутренний номер заведующего.

— Георгий Шарифович, хорошо, что вы не ушли, — произнес он. — Зайдите, пожалуйста, в мою лабораторию.

— Субординацию забыли? — пробасил Георгий Шарифович.

— Форс-мажор у меня. Точнее, у нас. Так что давайте пока отложим субординацию, правда. В городе очаг по форме А20.

В трубке тут же раздался грохот пластика и частые гудки. Похоже, Георгий Шарифович не просто бросил трубку, а она выпала из его рук, а сам он помчался в лабораторию.

Через три минуты заведующий распахнул дверь и перескочил через порог.

— Вы уверены?! — спросил Георгий Шарифович у лаборанта, пытаясь совладать со сбившимся дыханием. — Уверены в том, что сообщили мне по телефону?

— Вот стекла. Смотрите. — Лаборант кивком указал на микроскоп.

— Откуда доставили образец?

— Из больницы «Скорой помощи», травматология.

— Господи? Да при чем тут травма?

— Вот направление. Видите? Отделение травматологии, диагноз двухсторонняя пневмония. Материал — мокрота. В мокроте сами увидите…

— Что я увижу? — Георгий Шарифович наклонился к микроскопу. — Не перекрашивали? Может, на других стеклах выглядит иначе?

— Везде одинаково. На перекрашивание уйдет еще час. Пять стекол, и везде как на ксероксе. Причем, судя по количеству эритроцитов и бактерий, это уже «малиновый мусс». Макрофаги набиты ими, как гранаты зернами. Детрит в лизосомах есть, но это разгар воспаления. Если верить руководству Евдокимовой из НИИ, то это пик воспаления.

— Хочешь, чтоб я произнес? — Георгий Шарифович оторвал взгляд от окуляров микроскопа и разогнулся.

— Давайте вызовем еще кого-нибудь. Я ведь с этой бактерией дела не имел. Теоретически только. Лекции, семинары, учения по нашей линии и МЧС. Может, это и не она?

— Чертовски похожа. — Георгий Шарифович пустил струйку воды из кулера, набрал в ладошку и умыл скуластое лицо. Затем покосился на лаборанта и добавил: — Может, сперва удостоверимся на электронном микроскопе?

— Как скажете. — Лаборант достал из шкафчика коробочку с материалом и уложил ее в герметичный пакет. — Вот материал. Но подумайте. Я помню, что при малейшем подозрении, даже по клинике, сначала поднимается тревога, а потом ищется подтверждение. Вас ведь никто не накажет, если мы сообщим о выявлении возбудителя в материале.

— Не накажет, — согласился Георгий Шарифович.

Он посмотрел на пакет таким же взглядом, каким бы окинул водородную бомбу на боевом взводе с работающим часовым механизмом.

— А вот если мы переосторожничаем, ваша голова слетит первой, — закончил мысль лаборант. — Уж простите за откровенность.

— Электронную микроскопию в любом случае надо делать. И антигенное типирование. Сейчас или позже, все равно надо точно выяснить, к какому серовару относить эту дрянь.

— Вы полагаете, что это может оказаться обычным иерсиниозом? — Лаборант усмехнулся. — Тех-то я очень хорошо знаю. Тоже не киски, но «зрачка» нет.

— Ладно, время работает против нас. Когда взяли материал?

Лаборант разгладил полиэтилен на баночке, чтобы лучше было видно направление.

— Двенадцать сорок пять, — ответил он.

— А сейчас семнадцать тридцать три. Прошло пять часов без малого. Два отделения, «Скорая помощь», можно сказать, в числе контактных. Это только навскидку, а если по инструкции, то весь корпус закроется. Бригада «Скорой» инфицирована на сто процентов. Ладно, пиши заключение по микроскопии, рапорт на мое имя, руководству я позвоню сам. И вот что еще. Это помещение пойдет под мойку. Ты попадаешь в категорию контактных. Как все чашки и среды уложишь в термостат, поедешь в карантин. Понял? Семье сказал?

Лаборант промолчал, но заведующий по глазам понял, что это его подчиненный сделал первым делом. Нарушение инструкции, разумеется. Но стоит ли его за это винить?

«Звонить своим? — подумал Георгий Шарифович. — Город ведь закроют».

Он ощутил, как голова вдруг наполнилась звоном, а в глазах замелькали звезды. Левая рука онемела, за ней словно исчезла вся левая половина тела. Он, не находя опоры в левой ноге, начал заваливаться и рухнул посреди лаборатории. Уголок рта безвольно опустился. Георгий Шарифович захрипел на полу, нелепо размахивая правой рукой.