Игорь Крутов - Мясник

Выйдя на Садовое, он направился к Курскому вокзалу, но, проехав немного, неожиданно вновь свернул, покружил по дворам…

Затем выехал возле «Людмилы» и сразу же резко свернул вниз, к вокзалу. Проехал по тесному коридору. Вильнул в тесноте легковушек — налево, направо и вновь налево, — не особенно удивляясь толчее в столь поздний час. Остановился. Но двигатель не заглушил.

Огляделся.

Ему вдруг почудилось, что он очутился в средневековье. Не в том, всем известном, что так коряво и неправдоподобно описано в учебниках по истории — все-таки Хлы-нов когда-то окончил университет, а это вам не баран чихнул! — нет, это было нечто другое, современное, родное и близкое. Но — средневековье! Со всеми своими неизменными законами, формами и даже запахами.

Хлынов непроизвольно потянул носом, когда подумал о тех, ушедших в глубь веков запахах, и обратил внимание, что десятки и даже сотни людей, собравшихся под нешироким навесом Курского вокзала, тайно и украдкой смотрят в освещенные окна домов Садового кольца. Что они там видят?

Он поежился, хотя в машине было тепло. И вдруг картинка, которая на миг ему почудилась — странная смесь высоток, виселиц, коней и автомобилей, костров и джинсовых костюмов и Бог знает чего еще, колыхнулась, ожила и вошла в сознание совершенно дикими словами популярной некогда певицы:

Опять весна,

Опять грачи,

Опять не даст…

Опять молчи.

И Хлынов, придя в себя, вдруг почувствовал смрадное дыхание огромного черного города, его пот, его бесчисленные испарения, его нищету и величие. Он огляделся, быстро нашел динамики на крыше одного из киосков, откуда вроде бы донеслись безумные строки. Покачал головой.

Завел двигатель и мягко тронул машину. «Нива» осторожно скользнула между людьми и устремилась в сторону северной части столицы…

Они «висели» у него на «хвосте», и до сих пор все шло нормально, хотя несколько раз стажеру казалось, что все, амба, «объекту» удалось оторваться. Но Родионов в таких случаях лишь криво усмехался — когда Хлынов пытался делать банальные «петли» и «двойные круги» или прочие примитивные штучки — и спокойно разгадывал все хитрые маневры майора. Ну куда ему, Хлынову, этой обыкновенной кабинетной крысе, до настоящего профессионала! Того, который вот уже не один десяток лет «водит» подобные «объекты». Это просто смешно! Не успеет, например, Хлынов свернуть в проулок, а Родионов уже знает, как он оттуда выедет. И не просто знает банальный маневр «объекта», а держит в голове еще пару-тройку запасных вариантов (о которых Хлынов и не догадывается!), держит и мысленно посмеивается над наивностью своего подопечного…

Хлынов свернул в сторону северной части столицы, нырнув предварительно в один из бесчисленных переулков Марьиной Рощи.

— Уйдет! — не выдержав напряженной гонки, воскликнул стажер.

— Цыц! — прикрикнул на напарника Родионов.

— Уйдет же! Я эти дворы знаю. Давай, давай! Газуй!

Родионов, не глядя, дал стажеру затрещину — да, видно, маленько не рассчитал: у того из носа пошла кровь. Стажер заткнулся, хлопнул пару раз глазами и обиженно засопел. Но говорить под руку перестал. А это было главным.

— Врешь! Никуда он не денется, — проговорил Родионов. — А ты, малек, зла на меня не держи… — Он круто вырулил, да так, что стажера с силой кинуло в сторону. — Нельзя под руку говорить, понимаешь?

— Понимаю, — хмуро буркнул стажер.

— Вот и хорошо. Кровь течет?

— Нет. Не течет…

— Еще лучше. А как настроение?

— Бодрое, — совсем уж зло проговорил стажер, и Родионов, не выдержав, засмеялся — этот пацан постепенно начинал ему нравиться. А то ишь чего выдумал! Анекдоты про блядей и… как их, черт?! зофилов, кажется. Вот ведь сукин сын! Но ничего, мы его сейчас укатаем…

— Держись!

— Чего? — встрепенулся стажер.

— Держись, говорю. Сейчас на форсаж пойдем!

И Родионов надавил педаль газа до упора.

Только бы он не стал ее обнимать, еще раз подумала Таня, только бы он не стал класть руки на плечи.

Тогда, когда он спас ее от Генки и его «стаи», в тот вечер, она и стала о нем думать. До этого они не раз встречались на улице, около школы, но ей ни разу не приходило в голову, что встречи эти могут быть не случайными, что парень ждет здесь именно ее. Ну стоит, ну смотрит. Обычно, если им нравится кто-то, они пристают. А этот ничего не делает, ничего не говорит, стоит только и смотрит.

Теперь все ей представлялось по-другому. Еще не взрослая, но уже совсем не девочка, она теперь поняла, что не просто так этот парень встречался ей. Что она нравилась ему, но заговаривать он не решался. И значит, сильно она ему нравилась, если он ничем не выдавал своей тайны. Ведь их компания привыкла ни в чем себе не отказывать.

Глаза у него какие-то синие-синие, не голубые, а именно синие, цвета синего карандаша. И смотрит он как-то по-особенному, не так, как другие.

Таня поняла, что этот парень и ей нравится. Ну, а кто еще может понравиться — Генка, что ли, или этот, как его, — Бочонок?!

Однажды она вышла из школы и снова увидела его. Он стоял и так же, как обычно, смотрел на нее, не решаясь подойти. Ей не привыкать брать инициативу в свои руки. И она подошла к нему сама.

— Привет, — сказала она. — Меня ждешь?

Он оторопело кивнул.

— Держи, — она кинула ему свою сумку и, не оборачиваясь, пошла по тротуару, уверенная в том, что он последует за ней.

Он не сдвинулся с места.

Пройдя с десяток шагов, она остановилась и в недоумении повернулась к нему.

— Ну что же ты? — спросила она.

Он смотрел на нее как-то странно.

— Так идешь? — удивленно спрашивала Таня.

Он осторожно опустил ее сумку на землю.

— Подойди и забери.

Она усмехнулась:

— Надорвался?

— Подойди и забери, — повторил он.

Она пожала плечами, легко подошла к нему и подобрала свою сумку.

Закинув ее на плечо, она смерила его долгим взглядом и попрощалась:

— Счастливо оставаться!

И, не оглядываясь, пошла прочь.

Некоторое время он молча смотрел ей вслед, а потом резко развернулся и пошел в другую сторону.

Андрей был вне себя. Мало того, что он торчал около школы больше часа, рискуя нарваться на насмешки, так она еще…

Ладно, насмешки не страшны. Кто посмеет смеяться над ним? Генка не станет, а остальные — пусть попробуют…

А эта?.. Ни капли благодарности! Как она с ним обращается? Кто он ей — хахаль-очкарик?! Поэтишка-воздыхатель?! Он слишком пока себя уважает, чтобы так опускаться перед какой-то сопливой девчонкой. Или она думает, что если папа у нее бывший мент, так ей все можно?

Ничего нельзя делать для этих баб! Видали, подошла и дала сумку, как самому настоящему носильщику, как «шестерке»!

Да катись ты!

И снова она взяла инициативу в свои руки. Целый день Таня думала, где повела себя неправильно, почему он обиделся, и в конце концов поняла. И пришла прямо к нему на квартиру.