Джессика Смит - Прерванная жизнь

После секундного колебания она подносит его к носу и нюхает.

— Если ты будешь в состоянии выпить это, то я принесу тебе еды. Ты же хочешь этого, не так ли? — я говорю спокойно, как если бы успокаивал младенца.

Она кивает и подносит стакан к губам, делая глоток. Вздыхает, когда холодная жидкость попадает в ее сухой рот, и поднимает стакан выше, принимая огромными глотками свою маленькую порцию смерти.

— Хорошая девочка, — целую ее в лоб, как много раз делал с Эрикой раньше, и вдыхаю ее едва ощутимый запах, таким образом я могу помнить о ней все, прежде чем она уступит неизбежности.

— Расскажи мне немного о себе, — говорю я после того, как забираю у нее стакан, и ставлю его рядом с собой на пол.

Желанные мурашки бегут по всему телу. Я хочу наблюдать, как она ускользает от реальности. Чтобы это началось, потребуется всего тридцать минут.

— Мы просто поговорим немного. Как только я узнаю, что ты можешь удержать «Спрайт» внутри, я принесу тебе немного супа. Хочешь куриного супа? — спрашиваю я.

Она неохотно кивает головой.

— Хорошо. Хорошая девочка. После того, как ты поешь и немного отдохнешь, ты будешь свободна и сможешь пойти домой.

— Мне бы хотелось этого, — девушка снова кивает. — Спасибо.

Она начинает рассказывать мне о своем отце, брате и собаке.

Что за дерьмо?

Спустя сорок минут ее глаза начинают тускнеть, в то время как речь становится нечленораздельной.

Один раз она облизывает губы, два раза, три.

— Можно мне немного воды?

— Нет, — качаю головой, радуясь, что она начала путь к своей гибели.

Если бы мне пришлось продолжать слушать ее Богом забытую бессвязную речь дальше, то это бы вынудило меня ускорить ее смерть.

Мне это нужно. Мне нужно смотреть, как ухудшается ее состояние. Мне нужно видеть ее глаза, когда она поймет, что смерть пришла за ней. Это единственный шанс сохранить здравый рассудок.

До встречи с Эрикой я обижал беззащитных животных, маленьких детей — всех тех, кто не смеет проронить ни слова в мой адрес. Потом я встретил ее, и все изменилось. Я хотел быть для нее лучшим мужчиной. У нее это легко получилось, и вдруг я почувствовал то, о чем не знал: я был способен на любовь, сочувствие, беспокойство. После несчастного случая все снова изменилось. Причинить вред невинному было недостаточно. Мне пришлось ударить провинившегося. И когда она оставила меня…

— Теперь вы позволите мне уйти? — из ее глаз текут слезы, изо рта — слюни.

— Нет, — я улыбаюсь, вглядываясь в ее растерянное лицо.

— Но… но вы сказали… — умолкает она, глаза проясняются от понимания происходящего лишь на секунду, прежде чем ее голова падает набок, и она закрывает глаза. — Я не могу… — ее желудок скручивает спазмом и ее рвет. Она протягивает трясущуюся руку ко рту и вытирает его, там, где желчь растекается в уголках ее губ, и открывает глаза, чтобы посмотреть на свои влажные пальцы. Тяжело дыша, девушка прислоняет голову к стене и закрывает глаза.

— Я хочу домой, — хнычет она.

— Не сегодня.

Зная, что она не может сбежать, я оставляю ее развязанной в сарае и укрываю нас обоих одеялом.

Это будет долгая ночь.

Утро наступает с потоком солнечного света, пробивающегося сквозь щели двери сарая. Я с сожалением встаю, чтобы позаботиться об Эрике. Дыхание девушки стало тяжелым, и она больше не пытается говорить. Перед тем как уйти, я становлюсь на колени перед ней и хватаю ее запястье руками, чтобы ощутить пальцами слабое сердцебиение.

Я беру ее спящее лицо в руку и улыбаюсь ей.

— Ты скоро будешь дома, — обещаю я. — Но пока нет. Моей девочке нужен ее завтрак.

Я встаю и подхожу к двери, крадя один последний взгляд, прежде чем направляюсь домой. Не желая брать на себя больше, чем нужно, достаю миску и заполняю ее хлопьями. Хотя Эрика всегда хочет молоко с хлопьями, я подаю ей их сухими, так что мне не придется убирать беспорядок, который она и без этого устроит.

Я спешу наверх, с шумом открывая дверь, и кричу, чтобы разбудить ее. Эрика пугается, ее глаза открываются, она смотрит на меня стеклянным взглядом от тяжелой дозы снотворного, которое я дал ей прошлой ночью. Я должен дать ей больше, чтобы мне не пришлось оставить девушку в покое в сарае до наступления ночи.

Эрика бормочет мое имя и закрывает глаза, когда я быстро прикасаюсь губами к ее губам. Она моргает мне пару раз и пытается улыбнуться. Вместо того чтобы воодушевиться от этого жеста, я отвожу взгляд, раздраженный тем, что она отвлекла меня от моей задачи.

— Время кушать, милая.

Я сажусь рядом с ней на край кровати и держу миску хлопьев на коленях. Я кормлю ее, после подбираю остатки ложкой. Я не болтаю с ней, как обычно делаю, и только останавливаюсь два раза, для того чтобы дать ей попить апельсинового сока.

После того как вытираю ее рот, она перемещает тело, чтобы я помог ей выбраться из постели.

— Не сегодня, дорогая, — целую ее в лоб, в то время как смотрю в окно нашей спальни, туда, где могу увидеть сарай. — У тебя была плохая ночь и надо больше отдыхать. Теперь будь моей хорошей девочкой и выпей таблетки.

Доверяя мне, Эрика не задает вопросов. Она просто открывает для меня рот, таким образом, я кладу четыре таблетки и смотрю, как она их глотает. Я целую ее губы и укладываю обратно в постель, не утруждаясь остаться возле нее, пока она засыпает.

Я спешу обратно в сарай, где нахожу все еще спящую девушку. Ее мышцы дергаются в темноте. Колени скрипят, когда я опускаюсь на них около нее, спазмы усиливаются от моего прикосновения. Небольшая лужа мочи вперемешку с кровью растекается под ней.

Теперь это долго не продлится.

Я трясу ее, пытаясь разбудить, и она открывает глаза, только чтобы их снова закрыть. Потому трясу ее грубее. Ее дыхание превращается в вымученный вздох, ей очень трудно держать глаза открытыми, но я продолжаю трясти ее, таким образом, могу смотреть на нее, когда ее сердце отобьет свой финальный удар.

— Почему? — говорит девушка скрипучим голосом.

— Потому что она не оставила мне выбора.

Я бережно укладываю ее голову к себе на колени, убирая волосы от ее лица, пока она засыпает последним сном.

Мое первое убийство.

Ну, технически это третье, но родители Холли — скорее, возмездие, чем убийство.

Сводящая с ума радость охватывает меня, электризуясь в воздухе с каждым вздохом. В конце концов, она рассеивается, и все, на что хватило эту девушку, так это возбудить растущее во мне желание найти Холли. Охотник во мне радуется, зная, что охота — это почти так же хорошо, как и убийство. Только в этот раз я не буду охотиться на оленя или кролика.

Я охочусь на Холли. Она единственная, кто может восстановить меня.