Джессика Смит - Прерванная жизнь

Но она не могла больше жить со мной. Поэтому открыла дверь и попыталась выпрыгнуть из машины. Когда я схватил ее, то свернул на другую полосу и столкнулся лоб в лоб с другой машиной.

Я сделал это, не они.

А сейчас я стрелял в нашего сына.

С трясущимися руками я поднимаюсь с земли, но боль в животе делает меня беспомощным. Положив руку на живот, я замечаю кровь. Подношу дрожащие руки к лицу и недоуменно смотрю на них.

— Ты хотел застрелить меня, — Деррик стоит надо мной, его лицо исказилось от отчаяния. — Ты хотел застрелить меня, папа, — повторяет он, его голос слабый, как у испуганного мальчика.

— Ты боялся воды. Ты помнишь это? — спрашиваю я его.

Он опускается на колени передо мной, прижимает свой лоб к моему и кивает.

— Поэтому ты водил меня к пруду недалеко от нашего дома каждый день, чтобы научить плавать.

Деррик берет мою руку в свою и сжимает. Я ненавижу то, каким грустным он выглядит.

— Никогда мой мальчик ничего не боялся, тем более воды.

Деррик смеется так, как делал это всегда, но быстро успокаивается.

— Я сожалею, папа. Я…

— Ты поступил правильно, — я последний раз ловлю его пристальный взгляд. — Я горжусь тобой.

Поднимаю руку к его щеке, и он удерживает ее там. Сирены приближаются к дому, но я знаю, что они не успеют. Убив бесчисленное количество раз, я знаю, что такое — ощущать смерть. И это смерть.

Это отвратительно.

Это освобождает.

Мое существование не более, чем ошибка природы. Внутри меня монстр, это дико и жестоко, но красиво.

— Я очень сильно любил твою маму.

— Я знаю, папа. Я знаю, — он сжимает мою руку, прижимая ее крепче к своему лицу.

Я сопротивляюсь слезам, он не должен видеть, что я плачу.

— Я любил ее так, будто не было завтра, — завтрашний день так и не наступил. — Этого было недостаточно. Я не смог заставить ее остаться.

Любовь, которую я испытывал к ней, поддерживала меня, помогала мне выжить, но только в тот момент, который определял меня.

Чудовище. Чудовище и я держимся за руки, приветствуя вместе мрачное безмолвие смерти.

Деррик держит руку на щеке еще долго после того, как я закрыл глаза.

— Папа.

Я слышу, что Деррик зовет меня еще раз, но комфорт в тихих уголках смерти также взывает ко мне, и я отвечаю ей.

Ненавижу больницы. Они предназначены для спасения людей, но иногда все, что они делают, — ломают их. В успокаивающих стенах члены семьи страдают в течение нескольких дней, только чтобы увидеть, как их близкие умирают. Да, я ненавижу больницы.

Приехав, больничный персонал забрал Деда и Трэвиса, пока медсестра приводила меня в порядок, а затем перевязала мои раны. Но это не заметные раны, причиняющие боль. Это те раны, которые вырезаны в моей душе и которые будут преследовать меня каждый день и каждую ночь.

После того, как она закончила со мной, я пошла искать Деда только для того, чтобы услышать, что врачи еще работают с ним. Медсестра не сообщает никаких подробностей, и я слишком напугана, чтобы спрашивать, поэтому ищу Трэвиса и нахожу его в отдельной палате в отделении неотложной помощи.

Его взгляд озлобленный. Светлые глаза потемнели до коричневого, настолько темного, что они выглядят почти черными. Его тело изранено пытками, которые он терпел. Оно отмечено моим ужасным прошлым. Многие шрамы останутся навсегда. Я пыталась спасти его от худшего, но Мандо доставляло удовольствие причинять мне боль.

Разве есть лучший способ причинить мне боль, как не через людей, которых я люблю?

Остановившись в дверном проеме, я смотрю, как Трэвис орет на медсестер. Они терпят его, и я благодарна им за это. Наблюдая за ним, замечаю, что его взгляд наполнен страданием и болью — я хочу забрать себе его муки. Почувствовав, что я стою в дверях, он поворачивается ко мне лицом и крадется в мою сторону, уже сняв все датчики, отслеживающие его состояние, которые пытались надеть на него. Он поднимает меня одним быстрым движением и усаживает к себе на колени. Я прикасаюсь своими губами к его шее, делая глубокий вдох.

— Холли, — выдыхает он мое имя мне в волосы.

Я зажмуриваю глаза в молчаливой молитве.

Медсестры оставляют нас, наверное, воспользовавшись тем, что Трэвис слишком занят мной, чтобы кричать на них. Я обнимаю его за шею и нежно целую в губы. Он углубляет поцелуй, зарываясь пальцами в мои волосы. Мягкий ропот зависает в воздухе, поскольку мы знаем, что самое страшное позади, мы в безопасности.

Монстры ушли, надежно запрятались в шкафы и под кровати, где им и место.

Мы — то, что осталось: Трэвис, Деда и я. Только я не могу думать о Деде, поэтому я сосредотачиваюсь на Трэвисе. Его мягкие губы тянут мою нижнюю губу. Его мягкие волосы в моих пальцах. Твердость его плеч. Его голое тело прижато к моему одетому.

— Как Деда? — спрашивает он после того, как заканчивает наш поцелуй, оставив мои губы покалывать от нашего внезапного разъединения.

— Они не позволили мне увидеть его, — мои пальцы следуют по повязке, охватывающей его в том месте, где Мандо порезал его плоть. — Ты в порядке? — хотя перед глазами все размыто, я удерживаю взгляд на уровне повязки и подальше от его испытующего взгляда.

— Я в порядке, — успокаивает он меня, наклоняя мой подбородок так, чтобы наши взгляды встретились. — Твой Дед — боец, — он убирает непослушные пряди волос от моего лица, находя взглядом мои глаза. — Он так долго продержался.

Я киваю головой, а затем меняю тему.

— Как ты думаешь, Деррик был причастен к этому? — из-за вопроса руки дрожат, поэтому я держу их вместе и прижимаю к коленям.

— Я не знаю, принцесса, — он берет мои руки в свои и подносит их к губам, целуя кончики пальцев.

Принцесса. Я улыбаюсь ему, и в его глазах вижу мое будущее.

— Я люблю тебя, — говорю ему.

Трэвис смеется, положив руку на повязку на животе.

— Способ отрезать парню яйца, — шутит он.

Моя улыбка становится шире, в то время как электричество между нами отбрасывает искры по всей комнате.

— Ты не могла позволить мне первым сказать тебе об этом?

— Я ждала в течение нескольких недель, — возражаю я.

— Я ждал, чтобы сказать тебе, так как ты сбила меня с толку в первую же секунду нашей встречи.

— Ты это заслужил.

Я пытаюсь увернуться от него, но он крепко прижимает меня к себе.

— Я не заслуживаю тебя, — он обнимает меня крепче, и я таю, прижавшись к его груди. — То, что ты сделала для меня… Холли, я бы предпочел, чтобы он повесил, сжег меня — что угодно, лишь бы не видеть, как ты страдаешь.

Тело Трэвиса вздрагивает подо мной, пока он вспоминает, что мы пережили вместе. Подобно ему, я не могла смотреть на его страдания, так что страдала за него.

Только наша любовь объединяет нас. Что чувствует один, другому передается десятикратно.