Джеймс Паттерсон - Черная книжка

Думаю, что один из них — а может, и второй тоже — признает себя виновным, чтобы смягчить наказание, станет сотрудничать со следствием и сдаст Маргарет. Федералы любят «утюжить» местных полицейских, а брать за горло местных политиков — так просто обожают. Однако какую бы сделку со следователями ни заключили отец и Гоулди — один или оба, — даже при наилучшем раскладе они проведут остаток жизни за решеткой. Но в случае сотрудничества со следствием могут избежать смертной казни, им даже могут предложить самим выбрать тюрьму, где они будут сидеть.

Папа и Гоулди, стоя лицом к судье и спиной к нам, — два сломленных, потерпевших полное фиаско человека — слушают, как их адвокаты выражают негодование относительно требования прокурора. Судья, впрочем, придерживается другого мнения: ударив молотком, он постановляет оставить обвиняемых под стражей без права внесения залога.

На этом судебная процедура заканчивается. Папу вместе с Гоулди выводят из зала суда. Все мероприятие заняло не больше двадцати минут. Судебный клерк объявляет, какое дело будет рассматриваться следующим.

Репортеры поспешно выходят на улицу. Одна журналистка, проходя мимо нас, уже звонит по мобильному телефону в свой отдел новостей.

— Под залог не отпустили, — говорит она в телефон. — Будут сидеть за решеткой до суда. Значит, белого света этим ребятам уже не видать.

Эта формулировка больно кольнула нас с Пэтти. Наш папа проведет остаток жизни в федеральной тюрьме.

Мы оба молчим, переваривая произошедшее. Все покидают зал суда, и мы с Пэтти остаемся одни. Зал кажется необычным и странным без судьи, адвокатов и зрителей — ну прямо как голое дерево летом.

Пэтти первая нарушает молчание:

— Ну что же, плюс в том, что можно сэкономить на подарке на День отца. [76] День отца — один из национальных праздников США.

Я с изумлением смотрю на нее и начинаю хохотать. Не спрашивайте меня почему. Нет никаких правил относительно того, как следует вести себя в столь дерьмовой ситуации. У нас с Пэтти будет много взлетов и падений в нашем дальнейшем движении вперед. Много будет и мрачных дней. Мы оба изменились и уже никогда не станем такими, как прежде. Но мы все еще здесь, мы стоим на этой земле, и мы все еще дружные и любящие друг друга родственники.

«Дыра в стене» когда-то была для меня вторым домом. Сейчас я чувствую себя здесь очень странно. По многим причинам — в частности, из-за того, что рядом нет Кейт, которая была для меня давнишней напарницей, моим другом и — пусть даже и совсем недолго — более чем другом. Мои чувства к ней и моя память о ней всегда будут сложными и запутанными. Она в конечном счете очень сильно усложнила мне жизнь, но ее сердце находилось там, где надо, хоть и голова немного не на месте. Нам с ней не следовало ложиться в постель. Не надо было разбивать разделяющую нас стену. Интимная близость разукрасила окружающий мир в радужные тона, в результате чего стало сложнее видеть происходящее вокруг. Кейт заслужила лучшего.

Пэтти поворачивается на своем табурете и бросает на меня взгляд. Я подхожу к ней.

— Как у тебя дела? — спрашивает она.

Я пожимаю плечами.

— Я — реабилитированный полицейский с сомнительным будущим.

Поднимая бокал с пивом, она наставляет на меня указательный палец.

— Но тем не менее полицейский, — говорит она.

Она, похоже, неимоверно рада, что я выбрался из этой передряги, что жив и здоров. Пэтти всегда была противоречивой личностью, она приносила немало проблем, но по большому счету всегда пыталась заботиться обо мне. Злорадствовала ли она — хоть в какой-то степени, — что она помогает мне, а не наоборот? Я уверен, что да. Но, в конце концов, какая разница? Она была рядом, когда я нуждался в помощи.

Сошиа, облаченный в футболку команды «Атланта Хокс», влил в себя уже столько бокалов пива, что едва стоит на ногах. Он буквально падает на меня и обхватывает меня рукой за шею.

— Этот парень… — бормочет он, обращаясь к тому, кто его слушает, то есть ни к кому, — …самый лучший полицейский из всех, кого я знаю.

— Ты хороший человек, Сош, — говорю я и случайно встречаюсь взглядом с женщиной.

Она идет по направлению ко мне с жеманной улыбкой и опускает глаза в пол.

— Ага, — говорю я. — Ким Бинс. Собственной персоной.

Она поднимает взгляд на меня, и ее улыбка становится еще шире.

— Вы, я думаю, слышали о Маргарет.

— Ну конечно слышал.

Ее сдал Гоулди. Мой отец уж слишком горделивый человек, чтобы каяться. А вот Гоулди дал слабину. «Федералы» сняли вопрос о смертной казни, и он сдал Маргарет со всеми потрохами. Четыре часа назад сотрудники Федерального бюро расследований вывели ее из Дейли-центра под конвоем и в наручниках.

— Поздравляю, — улыбается Ким.

Я поднимаю брови и усмехаюсь.

Она слегка пихает меня локтем.

— Вы на меня уже не сердитесь, правда?

Я кладу ладонь на свою грудь.

— Сержусь? За что мне сердиться? За то, что вы еженедельно получали фотографии от Маргарет Олсон и забыли упомянуть об этом? А ведь сей факт очень помог бы мне выбраться из того дерьма, в котором я оказался!

Она грозит мне пальцем:

— Я всего лишь пользуюсь своими правами, предусмотренными Первой поправкой, — кокетничает она.

— Правда? — Я наклоняюсь к ней. — Я вам кое-что скажу, Ким. Возможно, когда-нибудь мы встретимся на темной аллее, и тогда я воспользуюсь своими правами, предусмотренными Второй поправкой. [77] Второй поправкой к Конституции США гарантируется право хранить и носить оружие.

Она заслуживает такого отношения, и она это знает. Но что ей до того? Трагические для меня события позволили ей снова подняться по карьерной лестнице. Она вернулась на телевидение, и у нее, возможно, большое будущее.

— Ну что ж, вы очень откровенны, — поднимает брови она. — Но если ваше отношение ко мне когда-либо изменится, детектив, у вас есть номер моего телефона. На этот раз без протокола.

Она смотрит на меня манящим взглядом и уходит прочь.

Она что, приходила сюда ради меня?

Да хоть бы и так. Я не буду прикасаться к горячей печке. Хватит с меня опасных женщин.

Больше никогда не буду с ними связываться.

По крайней мере, в течение нескольких недель.

Правда заключается в том, что я оказался в очень странной ситуации. Ко мне вернулась память — а это значит, что вернулись и чувства к Эми. Я помню и ощущаю отчетливее, чем раньше, как сильно она притягивала меня к себе.

Но теперь мне кажется, что это произошло в какой-то другой жизни. Похоже, у меня остались о ней теплые и нежные воспоминания, но без острой боли в сердце. Наверное, сейчас я начинаю с чистого листа, хотя и сам не знаю, хорошо это или плохо.