Илона Волынская - Смерть и побрякушки

— Интересно, долго ли продержится ваше нахальство, если сейчас я велю пытать поганого щенка! Вы ведь его любите, стоит пару раз пройтись ему ножом поперек личика, и отдадите все как миленькая!

— Не отдам! — смертельно бледная Марина старалась не отводить глаз от испытующего взора гангстерши, — Что бы вы не вытворяли, не отдам! Вы правы, я его очень люблю! Только любовь моя разумная. Порезы можно вылечить, а вот смерть не лечиться. Если хотите получить деньги, отпустите нас. Все спрятанное Павлом я вам отдам. Постепенно, малыми партиями. Пока вы будете ждать, мы с Сашкой уедем и я постараюсь забраться так далеко, чтобы вы нас не нашли. Да, еще я хочу ваше собственноручное признание в организации убийства Севастьяновых. Передам его на хранение — на случай, если вы все таки решитесь нас искать.

Свою речь Марина заканчивала уже севшим голосом, с ужасом глядя как меняется лицо Аллы. Оно налилось лихорадочным, свекольным румянцем, руки адвокатессы тряслись, пальцы судорожно подергивались. Из перекошенных губ вырывался то ли рев, то ли свист, одновременно вызывая ассоциацию и с закипевшим чайником и с рассвирепевшей коброй. Бешенный, полный сумасшедшей ненависти взгляд уперся Марине в переносицу.

«Хана! — подумала Марина, — Не получилось! Бедный мой Сашка!». Она испуганно зажмурилась, в ожидании неминуемого кошмара: удара, выстрела, ножа. Но прозвучавший в тишине хриплый смех показался ей не менее страшным. Марина опасливо приоткрыла один глаз и натолкнулась на ироничный и немного удивленный взгляд адвокатессы. Безумие покинуло ее глаза. И Марина вовсе не была уверенна, что это хорошо.

— Как говорят в романах — вы достойный противник. Что ж, может быть мы и поступим как вы предлагаете. Но только в самом крайнем случае! — Алла наставительно воздела окольцованный бриллиантом палец. — Я буду полной дурой, если пойду на уступки, не проверив вашу блистательную решимость на излом. Может все таки обойдемся без малых партий и собственноручных признаний, а, Марина Сергеевна?

Она выдвинула ящик стола и потянула оттуда тонкий нож. Сверкающая полоса лезвия показалась Марине бесконечной, она все длилась и длилась, и никак не заканчивалась.

— Может быть обойдемся, — продолжала Алла, — Потому что сейчас я велю привести мальчика с балкона. Я раздену его сама, медленно, вещичку за вещичкой, пока он не будет совсем голенький. Он чуткий ребенок, поэтому испугается и начнет плакать, сначала тихонько. Потом не выдержите вы, закричите и рванетесь к нему. Но вас не пустят, вас будут держать крепко-крепко, до самого конца. Напуганный вашим страхом мальчик будет кричать все громче, может, станет вырываться. Тогда я передам его мужчинам и они положат его вот на этот стол. — зловещий полушепот смолк и Алла закончила совсем просто и буднично, — А потом отрежут ему яички.

Марина молча смотрела на нее широко распахнутыми глазами, не в силах осознать услышанное.

— Знаете как холостят поросят? Надо сперва сделать глубокий надрез, а потом достаточно просто как следует рвануть. Но это для людей опытных, а мои сотрудники не большие специалисты в кастрации, провозятся долго, будут яички дергать, крутить, надрезать по новой… Ребенок все время будет биться и кричать. Дико. Страшно. Вы тоже станете кричать, но вам я, пожалуй, велю закрыть рот. Останется только его голос. Он будет кричать и потом, когда все закончиться, но тогда вас уже отпустят. Идите к нему и утешайте. Если, конечно, сумеете. — Алла кинула бешенный взгляд на Гориллыча, — Ну, что встал? Делай!

Гориллыч нервно дернул шеей, хмыкнул, неловко затоптался на месте.

— Ах да, мы же нежные! — истерически взвизгнула Алла и ткнула пальцем в Дыроглазого, — Тогда ты! На балкон, быстро! Приведи ребенка!

Радостно гыкнув, дыроглазый заторопился к двери. Марина прыгнула. Мощные лапы Гориллыча перехватили ее в полете, заломили руки за спину и легко швырнули на диван. Не отрывая глаз от начальницы, ухмыляющийся дыроглазый принялся нашаривать шпингалет. Неловкие пальцы цепляли края плотных жалюзи, металлические пластинки сухо пощелкивали.

Немая от ужаса Марина скорчилась на диване. Две ужасные, раздирающие мысли, искрясь, сталкивались у нее в голове: она не может, не должна позволить сделать с Сашкой ТАКОЕ и… стоит ей сказать, где драгоценности, и малыша немедленно убьют. Сознание абсолютно, глухой, обессиливающей безнадежности заполонили ее душу, вырвавшись диким, утробным воем.

— Ну вот видите, вы уже кричите. — спокойно улыбнулась Алла, — То ли еще будет, — пообещала она и раздраженно покосилась на балконную дверь, — Что он копается? Ага, вот, уже ведет.

Пятясь, в комнату всунулся дыроглазый. Его узкая спина на мгновение прикрыла дверной проем, потом дыроглазый сделал шаг назад, Гориллыч взрыкнул — удивленно и угрожающе…

— Стоять, всем стоять! — останавливая подручных, хлестнул Аллин возглас, — Ему выстрелить быстрее, чем вам пукнуть! Он профессионал!

— Ты как всегда любезна, дорогая, — не спуская с компании ни глаз, ни дул двух пистолетов, Кирилл благодарно наклонил голову, — Марина, будь любезна, отойди подальше, к двери, а то и за ними следить, и за тобой присматривать — косоглазие заработать. Быстрее, пожалуйста!

Его «пожалуйста» словно острое шило кольнуло ее, выводя из оцепенения. Марина соскользнула с дивана на пол и так и не решившись подняться, на четвереньках заспешила мимо Гориллыча к заветной двери. Где-то в вышине раздался шумный вздох, слоновьи столбы, заменяющие Гориллычу ноги, дрогнули, шевельнулись…

— Не советую, — предостерегающе звякнул Кириллов голос.

Испуганная Марина сдавленно пискнула и чуть ли не кубарем докатилась до проема. Замерла, прижавшись к косяку.

— Умница, — улыбнулся Кирилл и тут же позабыл о ней, словно вычеркнул из мыслей. Теперь он видел только Аллу и ее подручных.

— Аллочка, разве я не предупреждал тебя, что у меня личный интерес в деле? — вопросительно приподняв брови поинтересовался Кирилл.

— Извини, ради Бога, извини, я не знала, правда, не знала. То есть, я, конечно, узнала, когда ты появился в городе, но, только, понимаешь, дело началось гораздо раньше, ты же знаешь: в нашем бизнесе, если стартовал, соскочить невозможно, верная смерть, а иначе я бы никогда в жизни…

В голосе Аллы была суетливость, она как-то приниженно поводила головой и плечами, но Марина смотрела ей в спину и совершенно отчетливо понимала — гангстерша ломает комедию. Скажи кому — «выражение спины» — обсмеют, но Аллина спина имела выражение: напряжения и готовности. Адвокатесса явно что-то задумала. «Господи, сделай так, чтобы Кирилл не пропустил это самое «что-то», — взмолилась Марина.

Словно отвечая на ее мольбу, Кирилл брезгливо поморщился.