Скотт Туроу - Судебные ошибки

Для жертв это был конец, миг капитуляции. Но мало кто сдавался добровольно. Когда смерть так близка и неожиданна, каждый человек бывает раздавлен ужасом и желанием — желанием жить и невыразимым ужасом от того, что настал конец. Никто, считал Ларри, в таких обстоятельствах не может умереть с достоинством. Пол Джадсон, лежавший у дверей морозильной камеры, определенно не смог. Это был обыкновенный житель пригорода, кроткого вида человек, только что начавший терять белокурые волосы, мягкие, как волоски на кукурузных початках. Видимо, он никогда не обнаруживал особых эмоций. Но теперь... Встав на колени, Ларри разглядел следы соли в уголках его глаз. Пол умер, со слезами вымаливая жизнь.

Наконец Ларри подошел к Луизе Ремарди. Она, поскольку ему предстояло заниматься ею, требовала особого внимания. Кровь Луизы запятнала громадные мешки, на которых лежало тело, но умерла она наверху. Ее разорвало пулей, словно здание взрывом бомбы. Артерии и внутренние органы источали кровь, которую продолжало качать неразумное сердце. Луиза сначала стала сонной, потом, когда в мозг поступало все меньше кислорода, у нее начались галлюцинации, может быть, жуткие, пока видения не превратились в таинственный свет.

С разрешения экспертов Ларри взобрался на груду мешков, чтобы взглянуть на ее лицо. Луиза была хорошенькой, с намечавшимся вторым подбородком, с красивыми широкими скулами. На ее темных волосах отражался яркий свет. Работая в ночную смену, она обильно пользовалась косметикой, старательно подводила большие карие глаза. У шеи была видна линия, где кончались румяна и начиналась природная бледность. Она была одной из тех итальянских красоток — Ларри знал многих, — которые после тридцати лет расплываются, но продолжают считать себя соблазнительными.

«Луиза, теперь ты моя девушка. Я о тебе позабочусь».

Наверху Ларри пошел искать Грира, чтобы выяснить, можно ли привлечь Мюриэл к этому делу. По пути остановился у стола, где молодой эксперт по фамилии Браун составлял опись вещей, выпавших из сумочки Луизы возле двери.

— Есть что-нибудь интересное? — спросил он.

— Записная книжка с адресами.

Браун, поскольку был в перчатках, стал перелистывать для Старчека страницы.

— Красивый почерк, — заметил Ларри.

Кроме записной книжки, там были обычные вещи: ключи от дома, квитанции, мятные леденцы. Браун указал на лежавшие под обложкой записной книжки два смазанных презерватива в такой же темно-бордовой упаковке, какая была у нее в трусиках. «Что это означает, — подумал Ларри, — кроме того, что Луиза жила не монашкой? Может быть, убийца нашел их в сумочке, когда искал бумажник, и возбудился?»

Однако им не восстановить в точности все события. Ларри давно это знал. Прошлое есть прошлое, всегда ускользает. Не помогает и самая лучшая экспертиза. Значения это не имело. Но из прошлого получено сообщение: погибли трое. Без достоинства. В ужасе. И какой-то жестокий подонок всякий раз наслаждался своей властью, нажимая на спуск.

Встав у места, где была убита Луиза, Ларри закрыл глаза, чтобы еще раз установить связь с потусторонним миром. Он был уверен, что где-то, может быть, неподалеку некий человек ощущает мучительный трепет в сердце.

— Иду по твоим пятам, мразь, — сказал ему Ларри.

Сорокасемилетняя Джиллиан Салливан, недавно освобожденная из федеральной женской тюрьмы в Олдерсоне, штат Западная Виргиния, сидела с сигаретой в маленьком кафе, дожидаясь Артура Рейвена. В разговоре по телефону Рейвен, которого она знала больше десяти лет, подчеркнул, что хочет видеть ее по делу. Как и многие другие, Артур, видимо, не хотел, чтобы она сочла, будто он собирается утешать ее или предлагать помощь. Джиллиан уже не в первый раз подумала, стоило ли приезжать на встречу, и тут увидела Артура, входившего с толстым портфелем под мышкой.

— Добрый день, судья, — сказал он и протянул для пожатия руку. Прозвучало это фальшиво. Даже до скандального случая с ней он вряд ли обратился бы к ней «судья» в разговоре с глазу на глаз.

— Лучше Джиллиан, Артур.

— Извини.

— Это звучит неприятно.

Она загасила сигарету, подумав только теперь, что его беспокоит дым. Когда она была судьей, никто никогда не выказывал недовольства тем, что она курит. Дымить при людях было ее привилегией.

В свое время Джиллиан прошла путь от обвинителя до судьи, а потом до заключенной. Это был крайний случай, но ее причудливая стезя отражала природу юридического сообщества, весьма напоминающего труппу репертуарного театра, где каждый способен подставить другому ножку. Обвинитель, которому адвокат противостоял на суде, мог вдруг оказаться судьей. А потом, в частной практике, переманивать его клиентов еще лет десять. Соперничества и дружеские союзы со временем крепли или распадались, однако все успехи и провалы сохранялись в памяти сообщества.

Понимая все это, Джиллиан тем не менее сочла случай, вновь сведший ее с унылым, беспокойным, невысоким Артуром Рейвеном, не сулящим ничего хорошего. Тринадцать лет назад, пробыв год на судейской должности, Джиллиан получила назначение в уголовный суд для рассмотрения незначительных дел. Артур Рейвен был обвинителем, направленным в ее зал. Оба были новичками в своей работе, и тогда она была уверена, что ее перспективы гораздо более радужные, чем у Артура. В судебной практике было обычным делом находить обаятельных мужчин и женщин, умеющих притворяться скромными и доброжелательными, скрывая тем самым непомерные эгоизм и честолюбие. У Артура же на виду было неослабное упорство и такое стремление выиграть процесс, что почти граничило с отчаянием. На судебных заседаниях он вел себя так, что ей часто хотелось посоветовать ему принять успокоительную таблетку. Правда, даже по собственной оценке, она никогда не бывала особенно мягким или терпеливым судьей. Но кто мог винить ее за это? Судя по всему, Артур тщетно верил, что победа придаст ему более солидную репутацию, чего он явно жаждал.

Теперь Артур задал ей оскорбительно бестактный вопрос:

— Ну и как дела?

— Так себе, — ответила Джиллиан. Суть заключалась в том, что она несколько лет пыталась взять себя в руки, но у нее ничего не вышло. Бывали периоды — в течение нескольких лет постоянно, — когда постыдное положение, в котором она оказалась, сводило ее с ума.

— Ты по-прежнему замечательно выглядишь, — сказал Артур.

Джиллиан по опыту знала, что мотивы мужских комплиментов всегда подозрительны, представляют собой ступеньку к сексу или предлагают как-то использовать. Поэтому отрывисто спросила, в чем причина этой встречи.

— Ну что ж, — ответил Артур. — Позволь употребить твое выражение. Это звучит неприятно. Федеральный апелляционный суд поручил мне вести одно дело. Помнишь Ромми Гэндолфа?