Скотт Туроу - Судебные ошибки

Разумеется, Джиллиан помнила. За те годы, когда она рассматривала в суде тяжкие преступления, было вынесено только два смертных приговора. Во втором случае решение было навязано присяжными. Приговор Ромми Гэндолфу был целиком на ее совести. Суд проходил без участия присяжных. Она припоминала подробности того дела два месяца назад, когда получила из Редьярда письмо с типично безумным заявлением заключенного. Через десять лет после убийства он вдруг написал, что располагает очень важными сведениями, которыми хочет с ней поделиться. Возможно, некто, отправленный ею в тюрьму, теперь надеялся увидеть ее там и плюнуть ей в лицо. Напрягая память, она до сих пор могла зрительно вспомнить фотографии трупов в морозильной камере ресторана. В ходе слушания один из полицейских объяснил, что морозильник был вместительным, так как ресторан «Рай» славился большим меню. Странное заметание следов.

— Вот-вот, — сказал Рейвен, когда она описала дело. — Добрый Гас. Но ты знаешь правила. Я должен рассмотреть все факты. Бывают даже минуты, когда мне мерещится, что, возможно, Гэндолф невиновен. Моя помощница вникает во все подробности дела и обнаруживает поразительные вещи. Вот, взгляни-ка.

Рейвен достал из толстого портфеля несколько листов и протянул ей. Он хотел создать версию, что во время убийства Гэндолф находился в тюрьме за нарушение режима условно-досрочного освобождения. Документов сохранилось немного, и перечень судимостей Гэндолфа этого не содержал. Однако на днях Артур обнаружил распоряжение, из которого следовало, что его клиента доставили в суд утром пятого июля девяносто первого года из тюрьмы.

— И что говорит Мюриэл по этому поводу? — спросила Джиллиан.

Мюриэл Уинн, младший обвинитель по тому делу десятилетней давности, теперь стала первым заместителем прокурора и вполне могла на выборах в будущем году стать прокурором вместо Неда Холси. Джиллиан всегда недолюбливала Мюриэл, одну из тех бесчувственных женщин, которых зачастую формирует уголовный суд. Но, говоря по правде, уважение к обвинителям, хотя она сама некогда занимала эту должность, у Джиллиан почти исчезло, что объяснялось ее жизненным опытом в последние несколько лет.

— Она думает, что инспектор по надзору, должно быть, поехал и арестовал Ромми в то утро, чтобы он не уклонился от явки в суд, — ответил Артур. — Я не верю, что это могло произойти в пятницу, когда после праздника никому не хочется работать. Мюриэл еще говорит — смешно полагать, будто клиент и защитник могли упустить тот факт, — что Ромми находился в тюрьме, когда произошло убийство. Но его арестовали через четыре месяца после преступления, а Ромми не способен отличить сегодня от завтра.

Джиллиан решила, что Мюриэл права. Но ей не хотелось пускаться в спор. С Артуром она чувствовала себя вернувшейся к той благопристойности, которая, думалось ей, осталась в прошлом; она старалась быть беспристрастной. Однако несмотря на ее желание держаться нейтрально, он, видимо, ощутил некоторый скептицизм.

— Там было много уличающих сведений, — сказал Артур. — Я знаю. Ромми сам признавался почти двадцать раз. И даже если Христос спустится на землю свидетельствовать в пользу моего клиента, на этой стадии я все равно проиграю дело. Но этот человек ни разу не совершал нападений и вооруженных ограблений. Мольто и Мюриэл объясняли убийство тем, что Ромми находился под воздействием наркотика, но теперь все исследования показывают, что фенциклидин не возбуждает агрессивности. Так что, как видишь, это чушь.

— Артур, а почему апелляционный суд назначил тебя?

— Понятия не имею. Там всегда считают, что в крупных юридических фирмах есть людские ресурсы. Кроме того, возможно, помнят, какое впечатление осталось у меня от смертного приговора, когда я выступал обвинителем на процессе Франческо Фортунато.

— Того типа, который отравил всю свою семью?

— Три поколения, от дедов до внуков. Хохотал во время суда, когда мы упоминали имена его жертв. Но все-таки я чуть не упал в обморок, когда присяжные зачитали смертный приговор. После этого я перевелся в отдел финансовых преступлений. Возможно, я сам бы скончался, если б мне пришлось нажимать кнопку электрического стула. Однако в принципе я сторонник смертной казни.

Джиллиан, как ни странно, не являлась таким сторонником — ни раньше, ни теперь. Слишком много беспокойства. Десять лет назад после суда над Ромми Гэндолфом его адвокат Эд Мурковский признался ей, что выбрал процесс без участия присяжных, потому что слышал о ее взглядах. Но она сидела там не как законодатель. Если какое-то преступление могло оправдать существование смертной казни, совершенное Гэндолфом оправдывало.

— Артур, и что ты хочешь у меня узнать? Не изменила ли я свое мнение?

Мнение ее теперь не могло никого интересовать. Да и относительно виновности Гэндолфа у нее не было никаких сомнений — она вновь уверилась в ней два месяца назад, когда получила его письмо из Редьярда. Ей до сих пор помнилось другое замечание, которое сделал Мурковский, когда после вынесения приговора все, включая обвинителей, ненадолго собрались в ее кабинете. Джиллиан холодно отозвалась о защите ссылкой на невменяемость Гэндолфа, и Мурковский ответил: «Судья, это было лучше версии, которую он мог выдвинуть. Она явилась бы просто-напросто медленным признанием своей вины».

У нее мелькнула мысль объяснить все это Артуру, но тут он внезапно перевел взгляд на ее пепельницу. И она поняла, что Артур наконец перейдет сейчас к главному.

— Апелляционный суд проявляет необычайную любезность, — сказал он, — вероятно, потому что они назначили меня. Я попросил о возможности заняться поиском новых фактов, и оттуда поступило указание в местный суд разрешить мне заниматься этим до тридцатого июня. Потом они будут решать, дозволять ли Гэндолфу подавать новую апелляционную жалобу.

Поэтому я не пренебрегаю ничем. — Он наконец прекратил свои нарочитые старания не смотреть на нее. — Послушай. Я должен задать этот вопрос. Когда вела процессы по тяжким преступлениям, ты не делала того, что довело тебя до беды?

Джиллиан не особенно нравился этот разговор, но теперь, когда она поняла, к чему он клонится, ее охватил знакомый холод.

— Люди говорят так?

— Джиллиан, пожалуйста, не юли. И не оскорбляйся. Я делаю то, что должен делать.

— Нет, Артур. Я не брала денег, когда слушала уголовные дела. Никто не подкупал меня в деле Ромми Гэндолфа или в других тогдашних делах. Началось это в гражданском суде, где, казалось, было самым обычным явлением.

Она качнула головой, словно досадуя на собственную глупость или на то, что ответ слегка походил на оправдание.