Либба Брэй - Логово снов

– Чего испугался?

– Что из-за этого на него навеки падет проклятие.

– Это почему же, раз тот человек был плохой?

Билл снова набрал воздуху, потом медленно выдохнул.

– Если бы все было так просто, молодой человек. Не так-то просто понять, где правда, а где нет. Если кто-то тебе говорит, что вот это так, а не иначе, это еще не повод ему верить. Надо убедиться самому.

– Я не понимаю.

– Ну, представь, что пара человек всем рассказала, будто ты спер из пекарни хлеб…

– Они врут! Ничего я не крал!

– Я-то знаю, что не крал. Но кто-то мог им и поверить. Они же всем рассказывали, какой ты плохой, – вот их и слушали, а кто-то даже верил. Не заморачивайся ты этой историей: людям часто проще поверить, чем выяснить все самим.

– Почему?

– Когда ищешь правду, того и гляди, по дороге себя найдешь – и увидишь, какой ты на самом деле.

Холодный ветер залез ему в штанину и пробрал до самой кости. Исайя взял Билла за руку. Доверчивость детской руки оказалась форменным сюрпризом.

– Так принц убил того человека?

– Да, – сказал Билл, помолчав. – Да, сынок, убил.

– И был проклят?

– Да, был.

– Как? Он превратился в чудовище?

Мгновение Билл слушал, как на ближайшем дереве заливается крапивник.

– Наверное, превратился, – сказал он, вдруг почувствовав себя ужасно усталым – сильнее, чем за все последнее время. – А теперь идем. Нам пора домой.

Но не тут-то было.

– Это не конец сказки! – Исайя заявил это сердито и испуганно, как будто кто-то ему сказал, что буки под кроватью и правда настоящие. – Давай настоящий конец!

Действительно, почему бы ребенку не знать истинное положение вещей? И все же… человека убить – это одно, а убить надежду в ком-то настолько юном – совсем другое. Когда-то Билл и сам это прекрасно знал. Когда-то он тешил себя такой же надеждой. Он тогда верил в добро. Если бы он хотел поверить в добро сейчас… достаточно было отвести дитя домой, к тете и горячему ужину.

– О’кей. Но сначала ты мне скажи кое-что. Что ты помнишь о тех временах, когда Мемфис был целителем?

– Мне нельзя об этом говорить.

– Да ну, это же просто мы с тобой. И у нас мужской разговор, не забыл? Знать никому не обязательно.

– Он починил мне сломанную руку, – нехотя сказал Исайя.

– Это как?

– Я упал с дерева после церкви, и Мемфис возложил на меня руки, а я увидел сон про то, как мы с ним оказались в таком прекрасном светлом месте, там еще били барабаны. Когда я проснулся, вокруг стояли преподобный Браун и мама, и еще куча народу, а рука у меня была уже не сломана – вот ни столечки!

Билл задрал лицо к небу, чувствуя щеками тепло усталого зимнего солнца. Он еще помнил, как это самое солнце выглядит, когда пробивается после дождя сквозь тучи. Эта картина стоит того, чтобы увидеть ее еще раз.

– Принц сокрушил проклятие, женился на принцессе и увез ее домой, к себе на родину. Там он освободил свой народ, и все они жили счастливо до конца своих дней. Конец. Ну, что, разве не так заканчиваются настоящие сказки?

– Вот теперь так, – сказал Исайя, хотя и не слишком убежденно. – Мистер Джонсон?

– Ну, что тебе? Сегодня у меня нет больше для тебя сказок.

– С вами все в порядке?

– Конечно, со мной все в порядке. C чего бы со мной не быть всему в порядке?

– У вас глаза совсем мокрые, – сказал Исайя.

– И вовсе они никакие не мокрые, – прошептал Билл, слизывая с губ соль. – Пойдем, молодой человек.

Он протянул руку, и мальчик, доверчивый аки агнец, тут же подошел к нему. Билл тяжело сглотнул, переплетая свои большие, старые пальцы с его маленькими, молодыми, и привлек Исайю поближе, ненавидя себя всего насквозь.

Уже потом, когда он принес ребенка домой и положил на кровать, когда послали за доктором Уилсоном, и в гостиной собрался весь молитвенный кружок Октавии, чтобы просить Бога за невинное дитя, Билл сидел на кушетке и тянул кофе, а люди подходили и хлопали его по плечу, и восхваляли за то, что он снова спас Исайе жизнь, и благодарили Иисуса, что Билл, по счастью, оказался рядом, когда с мальцом случился очередной припадок, а не то кто его знает, что могло бы случиться.

Билл слышал, как кругом шепчутся: вы только посмотрите, плачет, будто Исайя – его родной сын… такое и в самый студеный день сердце согреет. Люди кругом были как смутные тени в вечно сером мире.

Рука его на чашке дрожала. Какой ему сейчас кофе…

– Надеюсь только, что с пареньком все будет в порядке, – бормотал Билл, и даже он сам не был уверен, что врет.

А еще потом он угнездился на конце Исайиной кровати и стал слушать и ждать – ждать, пока старший мальчишка Кэмпбелл придет домой и исцелит брата. А когда он этим займется, Билл уж сумеет потырить той целительной силы в собственных, шкурных целях. Если Мемфис не желает вернуть старику зрение напрямую, что ж, будем действовать как получится.

– Мистер Джонсон?

При звуке Исайиного голоса Билл чуть не подскочил.

– Малыш? Это ты?

– Почему я в кровати? Еще же не ночь.

– У тебя был припадок, – ответил Билл, придвигаясь к мальчишке и держа руки наготове.

– Исайя? Он проснулся? – в комнату ворвалась Октавия, и Билл поскорее отпрянул и сунул руки в карманы.

– Исайя? О, хвала Иисусу!

– Да все со мной в порядке, – сонно пробормотал тот. – Чего все такой шум подняли?

– Я вас, пожалуй, оставлю, – сказал старый Билл и затопал прочь по коридору и вон из дверей.

На улице пела зарянка. Он выпил, и через миг песенка смолкла.

Тэта решительно забарабанила в дверь некоего номера в «Уинтроп-отеле».

– Открывай сейчас же, Эвил. Я знаю, что ты там. И буду стучать, пока ты…

Дверь распахнулась, являя взорам чрезвычайно помятую Эви; бархатная маска для спанья торчала на лбу, поверх перепутанных кудряшек. Она наградила Тэту взглядом, предвещавшим убийство.

– Что за дикая идея будить девушку в такое неприличное время, а, Тэта?

Та протолкалась мимо Эви в номер и обозрела пустые бутылки и стаканы, ровным слоем покрывавшие всю комнату. Чрезвычайно грязную, надо сказать.

– Большая ночь выдалась?

– Преогромная.

Эви зевнула и повалилась обратно на кровать.

– Перед самой вечеринкой мы немножко разогрелись тут, у меня. Я познакомилась с этой ми-и-и-илой бурлеск-дивой из «Поукипси» и со славными брокерами из… а, черт с ними, и еще с тем заба-а-авным парнем, очень веселым… представляешь, он может забить четвертной об угол шкафа, причем чтобы он попал точно в стакан с джином на прикроватном столике и… а-а-а-аргх! Ты смерти моей хочешь, что ли?

Тэта рывком распахнула шторы, и вечернее солнце одним ударом нокаутировало царивший в комнате сумрак.

– Это зависит.

– От чего зависит?

– Будешь ли ты еще говорить со мной с этим твоим жеманным акцентом или нет.