Либба Брэй - Логово снов

Тут же ему на глаза попалась беглянка: девушка стояла перед бистро с навесным балкончиком, напомнившим ему слегка дома на Бурбон-стрит. Поперек фасада подмигивала неоновая вывеска – «Чайный дом».

– Подожди! Пожалуйста! – но она снова пустилась бежать и скрылась в утонувшем в тумане проулке.

На другом конце улицы туман заметно редел. Генри завертелся, пытаясь понять, где он, но разглядеть смог только гряду ветхих домов, прячущихся во мгле. Ни второй сновидицы, ни Луи…

Он так расстроился, что с удовольствием пнул бы сейчас что-нибудь.

– Луи! – заорал Генри во все горло. – Где же ты?

– Да что ты тут вытворяешь?

Теперь кричали уже на него – и это была она. Девушка стояла достаточно близко, чтобы он даже цвет глаз разглядел – зеленые, – и выглядела одновременно сердитой и перепуганной.

– Убирайся вон из моего сна! Ты мне тут не нужен!

– Из твоего сна? Ну-ка погоди минутку… – Генри шагнул к ней, и она отшатнулась.

Инстинктивно Генри выбросил руку вперед и схватил ее, чтобы не дать упасть, – и, к своему потрясению, ощутил контакт. Электрические искры заплясали по их коже. Взвизгнув, Генри отнял руку и замахал ею, пытаясь их стряхнуть. В воздухе сильно потянуло озоном.

Хлоп-хлоп-хлоп!

На окрестных крышах завзрывались фейерверки: бледные наброски светом по тени. Звуки покатились по брусчатке улиц: звонкий цок лошадиных копыт… скрип деревянных колес… недовольные вопли, хриплый смех… ропот толпы… Призрачные фигуры задвигались в тумане… Словно сон и сам спал, а теперь вздумал вдруг пробудиться. А потом – тихонько, издалека – Генри услыхал скрипку. Мелодия была так знакома, что тело узнало ее раньше разума – « Rivière Rouge » [11], старая франко-индейская песня, любимая у Луи. И кто бы ее сейчас ни играл, он делал это в точности как Луи – в приджазованной дельте.

– Луи, – прошептал Генри и завертелся в поисках источника.

Казалось, музыка лилась из дряхлого песчаникового дома с надписью через весь фасад: «Девлин, готовое платье».

– Луи! – закричал Генри, кидаясь к дому.

– Подожди! – закричала девушка, вне себя от изумления.

Женский вопль проткнул сон насквозь:

– Убийство! Убийство! О, убийство!

Что-то шевелилось в тумане, придвигаясь ближе.

Ударил церковный колокол и стал расти: громче, громче… Внезапно дальние крыши Чайнатауна, улочки старого города, словно написанные импрессионистом, известняковый дом – все покоробилось и стало сворачиваться, будто ткань сна швырнули в огонь.

– Нет! Погодите! Только не сейчас! – завопил Генри, но было уже слишком поздно.

Последнее, что осталось в памяти, были ярко-зеленые глаза той девушки-сновидицы – а потом он проснулся. Будильник соскочил с подоконника и с лязгом приземлился на пол. Метроном все еще щелкал на столе. Часы на руке показывали без одной минуты четыре – значит, он оставался внутри пятьдесят девять минут.

– Конячьи перья, Генри! – Тэта ворвалась в комнату – маска ее была сдвинута вверх, на короткие черные кудряшки – и вырубила будильник.

– П-п-прости, Тэта.

Вздохнув, она остановила метроном.

– Ты опять ходил на поиски?

– Да, Тэта, и, думаю, я его нашел.

– Правда? О, Генри!

Она набросила на дрожащего парня одеяло и придвинула стул.

– Давай, выкладывай.

Он рассказал, как услышал музыку Луи.

– Может, и он тоже пытается меня найти.

– Шикарные новости, Генри, – прокомментировала Тэта; голос ее, однако, звучал обеспокоенно. – Ты шевелиться-то можешь?

Минут, по меньшей мере, пять после хождения в сны Генри оставался парализован, как будто тело его застревало там, в другом мире. C усилием он поднял руку – совсем чуть-чуть – и сморщился, вгоняя силу обратно в мышцы.

– Видала? Совсем как новенькая!

– Я боюсь, когда ты так делаешь, сам знаешь. А что, если в один прекрасный день ты не вернешь себе способность двигаться? Что, если ты вообще не вернешься?

– Не волнуйся, милая. Я знаю меру.

– Только раз в неделю, – напомнила она. – И не больше чем на час.

– Да, мэм, – проворчал Генри. – А ведь я тебе еще самое странное не рассказал: я там не один сегодня шлялся.

– То есть там был кто-то еще, такой же, как ты?

– Ага! Девушка. Когда она показалась, я и услышал музыку. Вдруг она знает что-то про Луи? Вдруг она поможет мне его найти, а, Тэта?

– Но ты хоть что-нибудь о ней узнал? Имя?

– Нет, – скорбно ответствовал Генри. – Но это первый проблеск удачи за все время.

– Нам обоим хорошо бы поспать, а то будем завтра на репетиции как две сонные тетери.

Генри выкатил глаза.

– Флоренц Зигфельд представляет: «Фокус-покус телку!» – абсолютно новое пророческое ревю, мистицизм и магия в песнях и плясках!

– Ну, да, шоу паршивое, зато мы можем сделать из него конфетку. И оно вознесет нас на вершину, детка.

– Тебя вознесет на вершину, хочешь ты сказать? Это из тебя Фло звезду выращивает.

– Мы – команда. Берешь одного, бери и другого.

– А кто-о моя самая хорошая девочка? – промурлыкал Генри.

– Я. И не забывай об этом.

Тэта испустила долгий вздох и прижалась к лучшему другу, умостив голову у него на груди. Ее блестящие черные волосы все еще пахли сигаретным дымом.

– Может, мы все с ума сходим…

– Может, и так, – Генри поцеловал ее в макушку, она в ответ обняла его.

– Генри?

– Да, милая?

– Можно я посплю в твоей кровати? С тобой?

– Ну, если поможешь мне до нее дойти…

Тэта поставила Генри на ноги и довела до комнаты, где оба уснули рядышком, переплетясь руками, словно две половинки одного нераздельного целого.

А Джордж Хуань у себя во сне стоял под укутанным в легкую дымку солнцем: день клонился к вечеру, вечеринка была в самом разгаре. Он щеголял в сливочного цвета костюме и полосатой шелковой рубашке с модными французскими манжетами – он на такие только в витринах магазинов таращился, куда публику вроде него на порог не пускали. Сочный, стремительный джаз эхом гремел по всему сну. Вверху, на холме раскинулся вальяжный белый дом, кидая острые лезвия теней на летнюю зелень лужайки.

Джордж восторженно улыбнулся – опять его любимый сон! Когда-нибудь он заставит его сбыться.

Гости важно кивали, когда он шел мимо. Он тут был лицо значительное, уважаемое. Фотографы снимали его для газет. Джордж улыбался, позировал и любовался приятной картиной: по ту сторону высокого штакетного забора собралась целая толпа, глазея, завидуя, – мальчишки, травившие его в школе; клиенты, помыкавшие им, будто он и не человек вовсе…

Джордж отсалютовал им бокалом. И как я вам теперь нравлюсь? – подумал он.

– Джорджи! Эй! Сюда! – Стайка прелестных девушек помахала ему, стянула чулки и попрыгала в фонтан с шампанским, хихикая и плескаясь.