Хассо Грабнер - Грань тьмы

Сочтя, что все вопросы, которые следовало решить наедине, рассмотрены, майор вызвал командира четвертой роты, чтобы представить его своему преемнику. Некоторое время спустя в кабинет коменданта города явились обер-лейтенант Дюррхаммер, лейтенанты Бекман и Хильпрехт, обер-фельдфебели Тайкерт и Миллер. Среди них не было ни одного, кто способен был хотя бы отчасти понять, сколь ответственная задача перед ними поставлена.

На другое утро Детлеф Бурмейстер проснулся в весьма неважном настроении. Выспаться как следует на старинном кожаном диване не удалось, да и свинцово-серое небо за окном на веселый лад не настраивало. Его денщик, ефрейтор Хааде, обрисовал сложившееся положение достаточно наглядно: ни хлеба, ни яиц, ни колбасы в этой дыре заполучить не удалось.

— Видать, бургомистра не зря посадили под замок, господин обер-лейтенант, — позволил себе заметить унтер-офицер Бирман.

— Хорошо, — кивнул Бурмейстер, — вот с него и начнем. Приведите его. Надо думать, у него в животе бурчит, как и у нас.

Йенс Паульссон смотрел на незнакомого офицера с деланным безразличием. Он принял его за члена военно-полевого суда. И очень удивился, когда офицер поднялся, протянул ему руку и, отдав вежливый поклон, представился:

— Бурмейстер. С сегодняшнего дня — военный комендант Рьюкана.

Смутившийся Паульссон пожал протянутую руку, от чего смутился еще больше. В ту же секунду он отметил про себя, что офицер обратился к нему на безупречном норвежском языке. Огляделся — действительно хирдовца Лунде в комнате не оказалось. Выбирая то сугубо деловые обороты, то переходя на нормальный человеческий язык, комендант города объяснил арестованному бургомистру, что вчерашний инцидент реальной почвы под собой не имел. Он выбирал слова так, что у Паульссона могло сложиться впечатление, будто немецкое верховное командование направило нового коменданта в Рьюкан специально для того, чтобы восстановить попранную справедливость.

— Нам незачем терять время на пустые словопрения, — перебил Паульссон разговорившегося обер-лейтенанта. — Наши отношения, то есть отношения немецких оккупационных войск и норвежских учреждений, предопределены Гаагской международной конвенцией. Мы требуем, чтобы вы соблюдали положения этого закона. Им исключается вмешательство во внутренние дела оккупированных стран. Ваш предшественник эти положения нарушил. Теперь от вас зависит, в каком духе вы будете действовать.

Бурмейстер улыбнулся. Упрямство этого человека ему понравилось. Именно таким и должен быть истинный представитель германской расы. Совершенно спокойно он проговорил:

— Вы заблуждаетесь, многоуважаемый, Гаагская конвенция о военных действиях, а именно Четвертая Гаагская конвенция 1907 года, предусматривает состояние войны между двумя странами. А никакой войны между германским рейхом и Норвегией не было и нет. Тем более мы, немцы, должны быть вежливыми, как и подобает рыцарям.

Бургомистр встал.

— Значит, я могу идти, — холодно сказал он.

— Разумеется. Я был бы рад, однако, если бы на некоторое время вы согласились составить мне компанию, побеседовали бы со мной. Прошу вас, присядьте.

Поколебавшись недолго, бургомистр сел. Дружелюбие немца сбивало его с толку. На какую-то долю секунды мелькнула даже мысль: а что, если этот офицер — противник гитлеровского режима? Но он тут же ее отбросил. Слишком уж этот комендант прилизан и приглажен: заурядное лицо, гладкие ухоженные руки, мундир сидит как влитой. Нет, не из тех он людей, что рискуют свободой и жизнью, нет — это хитрец, научившийся скрывать свои подлые намерения за красивыми словами.

Но Бурмейстер не оставил бургомистру много времени для психологических построений.

— Сотрудничать нам с вами предназначено судьбой, — начал он. — Бессмысленно вопрошать ее о чем-либо, незачем спрашивать и о нашем согласии — повиноваться судьбе мы обязаны. Я уполномоченный по всем военным вопросам, вы возглавляете гражданскую администрацию Рьюкана и окрестных мест. Так разделим же ответственность!..

Паульссон снова перебил коменданта:

— С понятием «судьба» человек обычно связывает такие определения, как «тяжелая», «трагическая», все остальные встречаются куда реже. Разделить ответственность, значит, разделить власть — вашу власть. Не сомневаюсь, вы выбрали подходящие для теперешней ситуации в Норвегии слова, однако я предпочту скорее стать жертвой вашей власти, нежели исполнителем приказов немецких властей.

— Таким образом, вы не желаете со мной сотрудничать?

— Нет.

Бурмейстер наморщил лоб. Открытый отказ этого человека настолько же разозлил его, насколько понравилось свободомыслие Паульссона.

— И как же вы себе мыслите вашу дальнейшую деятельность? — спросил он, не скрывая внутреннего сожаления.

— Мне нечего теряться в догадках. Пока я бургомистр Рьюкана, я буду исполнять свои обязанности, как и прежде.

— На этом посту вы останетесь лишь с согласия немецких инстанций.

— Тут вы заблуждаетесь. Исполнять свои обязанности я действительно могу лишь с согласия немецких властей. Но бургомистром я останусь до тех пор, пока граждане Рьюкана этого пожелают.

— Не будем состязаться в хитроумии, господин Паульссон, — ответил обер-лейтенант. — И закончим этот бесполезный диспут. А теперь мне хотелось бы задать вам несколько вопросов о Веморке.

И тут бургомистр понял: Веморк, «Норск гидро» — вот почему сюда прислан этот ловкий, обходительный, прекрасно владеющий норвежским языком офицер. «Норск гидро»!

Прежде чем профессор доктор Хартман с его группой был принят генерал-полковникам фон Фалькенхорстом, по прямому проводу Берлин — Осло состоялись переговоры, которые можно было сравнить с ожесточенной битвой. Тербовен считал, что группа немецких научных работников должна находиться в подчинении немецких гражданских властей в Норвегии, и попытался через Геринга склонить к этой мысли фюрера. Кейтель же объяснил фюреру стратегическую важность и значимость этой миссии. А после того, как его поддержал и Шпеер, Гитлер высказался в пользу военных. Хотя Хартман отнюдь не собирался посвящать фон Фалькенхорста в детали и смысл своего пребывания в Рьюкане.

А Фалькенхорст, типичный немецкий генштабист, особого любопытства не проявлял. Войска — это, по его мнению, массы солдат, достаточное число офицеров и горсть военачальников. Необходимая техника предоставляется за соответствующую оплату промышленностью. Инженеров и конструкторов он считал чем-то вроде высококвалифицированных и высокооплачиваемых кузнецов и слесарей. На сей раз главнокомандующий группы войск «Норд» догадался, что кое-какие люди в Берлине делают ставку на чудо-оружие, сырье для которого производится не где-нибудь, а в богом забытой южнонорвежской дыре. Фалькенхорст счел все это очередной выдумкой геббельсовской пропаганды. Никакого нового чудо-оружия рейху не требуется, оно уже есть — это генералы вермахта. Чудо-оружие, взращенное на почве подчиненного ему рейхскомиссариата Норвегии, гораздо отчетливее вырисовывалось перед Тербовеном, чем перед главнокомандующим фон Фалькенхорстом. А потом это оружие будет применено против Англии и всех остальных стран, вздумавших противиться политике фюрера… Нет, бывший банковский бухгалтер Тербовен не разбирался в ядерной физике. Но он ни на секунду не ставил под сомнение всемогущество германского гения, раскрепощенного Гитлером. И Хартмана он воспринял как один из инструментов провидения, призванного гарантировать рейху победоносную тысячелетнюю историю. Инструментом нужно уметь пользоваться, и он, Тербовен, счел себя абсолютно подготовленным для этого.