Жоэль Шарбонно - Испытание

Большинство моих одноклассников уже определились со своим будущим. Одни знают, где продолжат учебу, другие отправятся на поиски работы в иные колонии. Есть среди них и такие, кто уже определил, с кем образует семью. Я ничего такого про себя не знаю, хотя отец ясно дал понять, что я могу работать с ним и со своими братьями, если захочу. Перспектива та еще: для труда на земле я совершенно не гожусь. Помогая последний раз отцу, я чуть не погубила проросток подсолнуха, который он выращивал несколько месяцев. У меня хорошо получается чинить разные механизмы, но я – гроза растений.

– Смело встречай любой поворот судьбы. Я буду тобой гордиться, что бы ни принес сегодняшний день.

– Даже если меня не возьмут на Испытание?

– Особенно если тебя не возьмут на Испытание. – Он улыбается и ласково тычет меня пальцем в живот. Когда я пешком под стол ходила, это был верный способ меня рассмешить. Сегодня это тоже вызывает у меня улыбку. Приятно знать, что кое-что остается неизменным, хотя я не очень верю словам отца.

Отец учился в Университете, там он освоил премудрость генной модификации всевозможных растений с целью добиться их выживания на испорченных, бесплодных землях. Он мало рассказывает об этом и о колонии, в которой вырос, – наверное, потому, что не хочет, чтобы на нас давил его успех. Но на меня он все равно давит.

– Ты думаешь, меня не примут?

Отец хмурится:

– Я думаю, что ты умнее, чем сама считаешь. Никто не знает, на ком остановит свой выбор комитет и почему. Из моего класса отобрали для Испытания пятерых. Остальные четверо всегда учились лучше, чем я, тем не менее в Университет попал один я. Испытание не всегда справедливо, иногда на нем происходят ошибки.

– Но ты ведь не жалеешь, что так вышло. Посмотри, какие чудеса ты день за днем творишь благодаря этому!

Деревья вокруг нас вовсю цветут, обещая богатый урожай яблок. Дикая ежевика стоит стеной, глазам больно от россыпи маргариток и других цветов. Я вечно путаюсь с их названиями, знаю лишь, что отец приложил руку к созданию немыслимого прежде богатства. В моем детстве всего этого не существовало – во всяком случае того разнообразия растений, которые теперь покрывают пестрым ковром окрестные холмы. До сих пор помню, каково это – ложиться спать голодной. Еды было в обрез, отец еще только работал с фермерами, бравшимися накормить людей. И у них вышло! Мы в колонии Пять Озер верны традиции бережливости, но голод остался в прошлом. А все мой отец!

– Какое может быть сожаление, раз у меня не было выбора… – Отец смотрит вдаль, над нами с веселым чириканьем вьются птицы. Вот он улыбается, хотя я вижу по его глазам, что он полон воспоминаний. – И потом, я не переехал бы сюда и не познакомился с твоей мамой, если бы не поступил в Университет. Где бы я тогда оказался?

– Наверное, жил бы дома с родителями, и твоя мама переживала бы из-за того, что ты не задумываешься о своем будущем.

Его взгляд проясняется, он подмигивает мне, гладит по голове.

– Звучит так, словно эта участь горше смерти! – Именно на это намекает, наверное, мама, когда твердит Зину, что жизнь проходит мимо него. – Идем, а то наши забьют тревогу. Просто запомни одно: я верю в тебя, что бы ни произошло.

Рука в руке мы с отцом поднимаемся на холм, спешим на шум веселья. Я улыбаюсь, но в глубине души остается тревожное чувство, что отец не верит в мою способность не подвести, не разочаровать его.

Колония раскинулась на много миль, поэтому это единственный в году верный повод собраться всему населению Пяти Озер. Еще мы сходимся вместе, чтобы выслушать обращение наших вождей, но это случается нечасто. Наша колония с населением девятьсот с чем-то человек – одна из самых малочисленных и удаленных от Тозу-Сити, где заседает правительство Соединенного Содружества. Мы не заслуживаем пристального внимания, и большинство из нас это устраивает. Нам и так хорошо. Чужаков мы не сторонимся, но и не встречаем их с распростертыми объятиями. Пусть сперва убедят нас в своем дружелюбии!

Как ни велика площадь, она до отказа заполнена множеством празднично одетых людей. По краям площади теснятся лавки, торгующие свечами, выпечкой, обувью, предметами домашнего обихода. Когда начнется вручение дипломов, они закроются, а пока стараются привлечь побольше покупателей, людей, нечасто появляющихся в городе с целью что-то приобрести или обменять. Монета Соединенного Содружества в нашей колонии редкость, ею пользуются лишь те немногие, кто состоит на правительственной службе, как мой отец.

– Сия!

Мое внимание привлекает машущая рука – ко мне бросается Дейлин, моя лучшая подруга. С развевающимися светлыми волосами, в раздуваемом ветром розовом платье она расталкивает на бегу беседующих сограждан. В руке у нее рожок быстро тающего розового мороженого. Крепко обнимая меня, она тараторит:

– Представляешь, твой выпуск! С ума сойти! По такому случаю всем раздают бесплатное мороженое.

Я тоже обнимаю подругу, сторонясь при этом тающего мороженого. У мамы случится нервный припадок, если я посажу на свое новое платье пятно еще до начала церемонии.

– Я тоже схожу с ума. Ужас, до чего страшно!

Дейлин – единственная, с кем я поделилась опасениями за свое будущее в случае, если меня не отберут для Испытания. Оглядевшись, чтобы удостовериться, что нас никто не слышит, она отвечает:

– Мой отец слыхал, что сегодня ожидается выступление специального гостя.

На вручении дипломов всегда много ораторов. Выступят наши учителя, магистрат и прочее руководство Пяти Озер. Когда собирается вся колония, в темах для разговора не бывает недостатка. Так что «специальный гость» оставляет меня равнодушной, пока Дейлин не добавляет:

– Отец сказал, что это гость из Тозу.

Тут я обращаюсь в слух:

– Гость из Тозу?

В последний раз столичные чиновники посещали Пять Озер три года назад, когда умер наш прежний магистрат. Тогда к нам пожаловали двое мужчин и женщина с целью выбора нового руководителя колонии. Обычно Тозу-Сити сообщается с нами при помощи обращений и радиопереговоров с нашим магистратом.

– Так сказали моему отцу. – Дейлин слизывает с запястья талое мороженое. – Отец считает, что он явился, чтобы сопровождать кандидата на Испытание. Вдруг это будешь ты? – Она на мгновение грустнеет. – Как мне будет тебя недоставать!

Мы с Дейлин – ровесницы, родились с разницей всего в две недели и дружим с трехлетнего возраста. Родители отдали ее в школу как положено, в шесть лет. Мои же рискнули начать мое обучение с пяти, поэтому мы с ней попали в разные классы. Она скромнее, сообразительнее, мягче меня. Еще ей труднее заводить новых друзей, она всегда ждет, пока с ней заговорят. Если бы я не подбивала ее вступать в беседу за обедом и не спешить домой после уроков, то она ела бы одна, а потом возвращалась бы в унылый пустой дом, пока остальные веселятся возле школы. Ее мать погибла два года назад в аварии, а отец, вообще-то приятный человек, редко бывает дома, поэтому Дейлин приходится заниматься хозяйством в одиночку и мучиться воспоминаниями. В школе я стараюсь ее подбадривать, но порой она сильно тоскует. Боюсь, как бы тоска не поглотила ее целиком, когда рядом не окажется никого, чтобы ее развеселить.