Жоэль Шарбонно - Испытание

Я окликаю Томаса и останавливаюсь посреди дороги. Он упирается ногами в асфальт и оглядывается:

– В чем дело?

Я объясняю про упавшие здания и про свои опасения из-за того, что нас ждет впереди.

– Хочешь вернуться и объехать город?

Я вижу по выражению его лица, что он против этого маневра. Честно говоря, я не уверена, что хочу с ним поспорить. Объезд может оказаться не менее опасным. На то, чтобы заехать сюда, у нас ушло все утро. Если возвращаться, то весь день насмарку.

– Вообще-то, нет. Просто давай будем осторожнее.

Он награждает меня коротким поцелуем и усмехается:

– Обещаю не кидать камешки в пруды без твоего позволения. Договорились?

От его улыбки у меня переворачивается сердце. Несмотря на все беспокойство, я отвечаю ему улыбкой:

– Ловлю тебя на слове.

Мы едем дальше не спеша, присматриваясь к зданиям и к мостовой впереди, чтобы не пропустить опасность. Это могут быть и камеры, и ловушки. Еще через четыре мили мы добираемся до перекрестка без всяких завалов. Перед нами три направления на выбор: либо ехать дальше, либо свернуть влево или вправо.

– Что скажешь? – спрашивает Томас, останавливаясь.

– Думаю, настало время швыряться камнями.

Он со смехом слезает с велосипеда, подбирает большой камень и бросает его на главную дорогу. Камень катится футов десять. Точно так же Томас проверяет две другие дороги. Ничего не происходит.

– Что теперь?

Я в растерянности. Мы вглядываемся в каждую из трех дорог, пытаясь угадать, что она нам сулит. Дорога, тянущаяся дальше, и та, что уходит влево, окружены домами, похожими на те, которые мы встречали по пути сюда. На дороге, уходящей вправо, стоит здание, привлекающее наше внимание, – серое, длинное, с центральной частью, возвышающейся над боковыми крыльями на несколько этажей и увенчанной большим куполом. Любопытство увлекает нас вправо.

Но там нас ждет тупик.

Здание под куполом, некогда великолепное, вот-вот обрушится. Оно и развалины двух других домов по бокам преграждают нам путь. Быть может, в экзамен входит решение задачи преодоления этих препятствий? Пока я ломаю голову, Томас бросает камешек на разбитые ступеньки.

Снова ничего.

Мы улыбаемся друг другу. Но прежде, чем Томас двинется дальше, я предлагаю:

– Брось еще один, так, на всякий случай.

Томас подбирает камень и запускает его в кучу строительного мусора слева от нас. Тишина, потом негромкий тикающий звук – и то место, куда угодил камень, взрывается. Здесь пути нет. Уход с дороги был неверным решением, за которое положено наказание.

Мы молча возвращаемся на перекресток и оттуда движемся вперед. Уткнувшись в тупик, мы не проверяем, ждут ли нас и здесь ловушки, потому что уже знаем – ждут.

Дорога влево ведет мимо бывших магазинов. Полинявшая, но еще различимая вывеска: «Инструменты». Меня подмывает задержаться здесь и поискать что-нибудь полезное, но я заставляю себя ехать мимо. Дорога, раньше пугавшая меня, теперь кажется единственным залогом безопасности. Она виляет среди развалин и приводит нас к новой развилке. Снова перед нами выбор из трех вариантов. Мы выбираем путь прямо, минуем новые развалины и заезжаем в тупик с признаками недавнего взрыва. Приходится тащиться назад. По пути я вспоминаю, на что все это похоже.

Лабиринт! Мы угодили в лабиринт.

В детстве отец часто рисовал братьям и мне всевозможные лабиринты и предлагал искать выход. Это напоминало гонку. Мы все получали одну и ту же картинку, отец ждал, чтобы мы приготовились, и давал сигнал начинать. Прикоснувшись кончиком карандаша к бумаге, мы уже не имели права его оторвать. Попавший в тупик считался выбывшим из соревнования. Отец учил нас думать и планировать заранее, не торопиться с решением, соображать, к чему оно может привести.

Возможно, в его памяти остался обрывок этого экзамена, а может, он просто коротал с детьми холодные снежные вечера. Так или иначе, мне трудно использовать этот урок и все представить заранее. День уже клонится к вечеру. Если мы не проявим бдительность, то можем застрять в этом лабиринте и исчерпать все свои запасы.

Я предлагаю Томасу устроить ранний привал на ужин. Он разочарован и так перегрелся, что с готовностью соглашается. Мы усаживаемся посреди дороги и начинаем с курятины, которая первой испортится на жаре. За едой я прошу у Томаса атлас. Согласно карте, дорога, что выведет нас из города, пролегает на юго-западе. Это означает, что мы должны выбирать направления, которые в конце концов выведут нас туда. Наша цель – улицы, ведущие дальше и на юг.

Новой информации немного, но это лучше, чем ничего. Мы снова седлаем велосипеды и крутим педали. На новой развилке сворачиваем налево. Опять ничем не примечательные дома, дальше – тупик. Возвращаемся на развилку, оттуда катим прямо. Оба в поту, но настойчивый поиск верного пути не прекращается. Не помогает даже компас: все эти повороты сбивают мое чувство направления. Темнеет, и нам ничего не остается, кроме как заночевать. Без света мы можем сбиться с пути и угодить в смертельную ловушку. Стоянку мы устраиваем посередине дороги, вблизи очередного тупика, в окружении трех ловушек, берегущих нас от опасностей.

Мы доедаем курятину, а зелень и последний пакет сухофруктов оставляем на утро. До того как нас скрутит голод, мы обязаны найти выход из лабиринта. В дневную жару мы старались беречь воду, и теперь у обоих от перегрева и обезвоживания потрескались губы. Остается одно: открыть бутылки, вода в которых может быть ядовитой. Вкус у нее неприятный, но ни я, ни Томас не чувствуем металлического привкуса или горечи, сулящих верную смерть. Есть и вдохновляющая новость: перебинтовывая рану Томаса и меняя мазь, я вижу, что рана выглядит лучше, чем раньше.

– Это потому, что у меня лучший на свете уход! – говорит он и целует меня. Мысль о заживающей ране и тепло его губ действуют на меня лучше всякой колыбельной.

Но утро возвращает чувство разочарования. Раз за разом мы радуемся, что выехали на верный путь, только чтобы через несколько поворотов убедиться, что надо возвращаться назад. Еще больше нас тревожат доносящиеся откуда-то голоса. Некоторые звучат как будто из-за барьера или с другой стороны дома. Пока что в этом невозможно разобраться, но ясно одно: мы в лабиринте не одни. Кроме нас есть другие крысы, отчаянно рыскающие по нему в поисках ускользающего выхода.

Здание неподалеку от нас сотрясает взрыв, мы слышим вопль, еще один, потом – тишина. Мы с удвоенной силой вращаем педали. Прочь, подальше от места взрыва! Тупик. Назад. На другую дорогу.

Утыкаясь в неизбежные преграды, заставляющие поворачивать обратно, мы пытаемся шутить. Но поиски длятся долгие часы, и шутки постепенно иссякают, смех становится все натужнее. В конце концов смеяться уже не над чем. У меня безумно чешется от грязи и пота голова, тело ломит от постоянного напряжения, все больше утрачивающего смысл, – все равно мы не можем выбраться из тупика. Мы доедаем сухофрукты. Томас находит в своем рюкзаке засохший бублик, и мы делим его на двоих, чтобы хоть как-то заглушить голод. Единственная хорошая новость – то, что на нас не подействовала вода, которая могла оказаться ядовитой. Но даже это не очень-то радует, потому что мы понимаем, что воды осталось совсем чуть-чуть. А на горизонте ни облачка, так что на дождь можно не надеяться.