Деннис Лихэйн - Дай мне руку, тьма

– Мой старик?

– Да. Сейчас вроде смешно, столько всего было. Черт, отряд просуществовал каких-то шесть месяцев, но они заставили оболтусов вроде меня платить, когда попадались. Ничего не скажешь.

– Когда это было? – спросил я, так как из глубин моей памяти стали всплывать обрывки сцен – собрания в комнате отца, громкие, самоуверенные голоса, сопровождавшиеся звоном льда в стаканах, пустые угрозы в адрес похитителей автомобилей, нерадивых операторов, а также любителей граффити нашей округи.

– Не знаю. – Бубба зевнул. – Я тогда воровал колпаки с колес, значит, был еще сопляк. Наверно, нам было лет по одиннадцать-двенадцать. Думаю, год семьдесят четвертый или пятый.

– А мой отец и Джек Рауз...

– Были вожаками. Кроме них были еще, дай вспомнить, Пол Бернс и Терри Климстич, и забавный паренек, залетный, который вечно носил галстук, да, были еще две женщины. Никогда не забуду – они сцапали меня, когда я снимал колпаки с машины Пола Бернса, и стали бить ногами в ботинках, не очень сильно, но я поднял глаза и увидел, что это бабы... Охренеть!

– Кто были эти женщины? – спросил я. – Бубба?

– Эмма Херлихи и Дидра Райдер, представляешь? Бабы надрали мне задницу. Каково?

– Мне пора, Бубба. Скоро позвоню. Ладно?

Я повесил трубку и набрал номер Болтона.

– Что они сделали? – спросила Энджи.

Мы, то есть Болтон, Девин, Оскар, Эрдхем, Филдс и я, стояли у журнального столика в гостиной Энджи и разглядывали копии фотографии, которую раздобыл Филдс, разбудив редактора местного еженедельника "Дорчестер Коммюнити Сан", выходящего в округе с 1962 года.

Снимок находился рядом с хвалебной статьей, посвященной местной охранной ассоциации, и был датирован 12 июня 1974 года. Под заголовком "Соседи, которые не дремлют" начиналась статья, точнее, патетические излияния по поводу отважных подвигов ОАЭЭ, а также других подобных ей, как то: "Наблюдатели Адамс Корнер" из Непонсета, "Лига Сейвин Хилл", "Жители Филдс Корнер против преступности" и "Защитники Эшмонт Сивик".

В третьей колонке была цитата моего отца: "Я пожарник и одно знаю наверняка: огонь необходимо остановить на нижнем этаже, пока он не вышел из-под контроля".

– Твой старик умел кусаться даже словами, – сказал Оскар. – Даже тогда.

– Это было одно из его любимых высказываний. Он годами упражнялся в нем.

Филдс переснял фотографию членов ОАЭЭ на баскетбольном поле "Детской площадки Райна", на которой они пытались выглядеть одновременно вояками и добряками.

В центре группы мой отец и Джек Рауз, стоя на коленях, держали с двух сторон эмблему Ассоциации с трилистником в верхних углах. Оба будто позировали для футбольной открытки, подражая стойке нападающих форвардов: один кулак утоплен в землю, другая река держит эмблему.

Непосредственно за ними стоял еще совсем юный Стэн Тимпсон, единственный при галстуке. В этом же ряду слева направо разместились: Дидра Райдер, Эмма Херлихи, Пол Бернс и Терри Климстич.

– Что это? – спросил я и указал на маленькое черное пятно в правом углу снимка.

– Имя фотографа, – ответил Филдс.

– Можно его как-то восстановить, рассмотреть?

– Я вас опередил, мистер Кензи.

Мы повернулись и посмотрели на него.

– Этот снимок сделала Дайандра Уоррен.

Она была похожа на смерть.

Кожа ее была цвета гипса, а одежда, свисающая с исхудалой фигуры, вся в складках.

– Расскажите, пожалуйста, об "Охранной Ассоциации Эдварда Эверетта", – попросил я.

– О чем? – Она смотрела на меня затуманенными глазами. Глядя на нее, я чувствовал, что смотрю на человека, которого знал еще в юности, но не видел несколько десятилетий, а теперь обнаружил, что время не только состарило его, но безжалостно опустошило.

Я положил фотографию перед ней на стойку бара.

– Ваш муж, мой отец, Джек Рауз, Эмма Херлихи, Дидра Райдер.

– Это было пятнадцать или двадцать лет тому назад, – сказала она.

– Двадцать, – уточнил Болтон.

– Почему вы не вспомнили мое имя? – спросил я. – Вы же знали моего отца.

Она вскинула голову и посмотрела на меня так, будто я только что признал в ней давно потерянную сестру.

– Я никогда не знала вашего отца, мистер Кензи.

Я указал на фото.

– Вот он, доктор Уоррен. Совсем рядом с вашим мужем.

– Это ваш отец? – Она уставилась на фотографию.

– Да. А рядом с ним Джек Рауз. А вот здесь, над его левым плечом, мать Кевина Херлихи.

– Я не... – Она всматривалась в лица. – Мне неизвестны имена этих людей, мистер Кензи. Я сделала эту фотографию, потому что Стэн попросил меня. Он был вовлечен в эту глупую игру. Он, но не я. Я даже не разрешала им собираться в нашем доме.

– Почему?

Она вздохнула и махнула хрупкой рукой.

– Обычный выпендреж под маской общественной пользы. Это было так смешно и нелепо. Стэн пытался убедить меня, как хорошо и полезно это будет для его послужного списка, но он был такой же, как все, сколачивал уличные банды под вывеской добровольной помощи.

– По нашим сведениям, – сказал Болтон, – вы подали на развод с мистером Тимпсоном в ноябре 1974 года. Почему?

Она пожала плечами и зевнула в кулак.

– Доктор Уоррен?

– Господи Боже, – резко проговорила она. – Господи Боже! – Она посмотрела на нас, и на мгновение жизнь вернулась к ней, затем так же внезапно покинула. Она опустила голову, обхватила ее руками, и безжизненная прядь волос упала на ее пальцы.

– В то лето, – начала она, – Стэнли показал себя в настоящем свете. Он чувствовал себя римлянином, уверенным в своей непогрешимости и моральном превосходстве. Он приходил домой с кровью какого-то угонщика на ботинке и старался убедить меня, что, избивая этого бедолагу, совершает акт правосудия. Он стал отвратительным... в сексуальном плане, как будто я из жены превратилась в купленную девку. А главное, он очень изменился: из достойного человека, размышляющего над вопросами поры возмужания, он превратился в тупого солдата. – Дайандра ткнула пальцем в снимок. – И все эта компания. Смехотворная компания идиотов.

– Не можете ли вы припомнить какой-то особенный случай, доктор Уоррен?

– О чем вы?

– Рассказывал ли он когда-нибудь вам о разборках?

– Нет. Особенно после нашей ссоры по поводу крови на его ботинке.

– А вы уверены, что это была кровь именно угонщика?

Она кивнула.

– Доктор Уоррен, – сказал я, и она подняла взгляд на меня, – раз вы расстались с Тимпсоном, почему вы оказывали помощь окружному прокурору во время процесса над Хардименом?

– Стэн не имел отношения к этому делу. Он был занят преследованием в судебном порядке проституток. А я уже сотрудничала с окружным прокурором, когда один подсудимый заявил о своей невменяемости, и его сотрудникам нужно было убедиться в этом. Они попросили меня побеседовать с Алеком Хардименом. Я обнаружила, что он социопат, параноик и страдает манией величия, но формально психически здоров и прекрасно ощущает разницу между добром и злом.