Деннис Лихэйн - Дай мне руку, тьма

Она порылась в своей кладовке и вытащила оттуда коробку из-под обуви. Поставив ее на пол, достала оттуда горсть белых свечей.

– Помощь нужна? – спросил я.

Она покачала головой и направилась в обход по комнате, вставляя свечи в подсвечники и подставки, которые я не мог видеть в темноте. Они были спрятаны у нее повсюду – на двух ночных тумбочках, туалетном столике, комоде. Я с какой-то тревогой наблюдал, как она зажигает фитили, ее большой палец не отпускал колесо зажигалки, и она ходила от одной свечи к другой, пока тени от пламени, колыхаясь и дрожа, не распространились по всем стенам, освещенным их же светом.

В течение двух минут Энджи превратила комнату в подобие скорее часовни, чем спальни.

– Вот так, – сказала она, вновь залезая под одеяло.

С минуту мы оба молчали. Я смотрел на пламя, мерцающее и временами возрастающее, и теплый желтоватый свет, играя на наших телах, обрел яркий отблеск в прядях ее волос.

Она повернулась ко мне лицом, ее ноги, скрещенные в коленях, были подобраны под себя, простыня сбилась в кучу на талии. Она сжала ее двумя руками и, закинув голову назад, потрясла волосами, чтобы они расправились и перекочевали на спину.

– Постоянно во сне вижу трупы, – сказала Энджи.

– А мне снится только Эвандро, – заметил я.

– Что он делает? – Она подалась немного вперед.

– Приходит за нами, – сказал я. – Постоянно.

– В моих снах он уже прибыл.

– Выходит, те трупы...

– Мы с тобой. – Ее руки сцепились на коленях, она же смотрела на них так, будто они могли разъединиться сами, по своей собственной воле. – Я не готова умереть, Патрик.

Я облокотился о спинку кровати.

– Я тоже.

Энджи подалась вперед. Ее сцепленные на коленях руки, прижавшееся ко мне тело, густые волосы, почти закрывшие ее лицо – все это придавало ей вид заговорщицы, посвященной в тайны, которые она никому не раскроет.

– Если кто-нибудь доберется до нас...

– Этого не случится.

Она прижалась своим лбом к моему.

– Да, разумеется.

Дом заскрипел, войдя на какую-то долю сантиметра в землю.

– Если он придет, мы его встретим.

Она рассмеялась каким-то влажным, удушливым смехом.

– Мы с тобой, что называется, в пролете, Патрик. Ты знаешь это, я знаю, и он, наверное, тоже знает. Уже столько дней мы не в состоянии ни есть, ни спать как все люди. Он сломил нас эмоционально и психологически, мы ни о чем другом не в состоянии даже думать, – ее влажные руки легли на мои щеки. – Если он захочет, он нас уничтожит.

Я ощутил дрожь, исходящую от ее рук, будто их пронзил внезапный электрический разряд. А сквозь ее футболку пробивался пульсирующий жар, жар крови и неги молодого тела, и я понимал, что она права.

Если он захочет, то уничтожит нас.

И эта мысль была так дьявольски отвратительна, так осквернена сознанием, что мы, вернее, каждый из нас, – совершеннейшее ничто, а точнее, груда органов, вен, мышц и клапанов, которые находятся в подвешенном состоянии среди потоков крови внутри бренной, бесполезной внешней оболочки. И вот, по взмаху хлыста, может явиться Эвандро и спокойно прихлопнуть нас, причем сделает это так же легко, как мы выключаем свет, после чего эта самая груда органов перестанет функционировать, белый свет для нас померкнет и наступит вечная тьма.

– Помнишь, о чем мы говорили? – спросил я. – Если нам придется умереть, мы заберем его с собой.

– Что? – сказала она. – Что, черт побери, Патрик? Я не хочу брать Эвандро с собой. Я просто-напросто не хочу умирать. Хочу, чтобы он оставил меня в покое.

– Ш-ш-ш, – мягко сказал я. – Все в порядке. Успокойся.

Она грустно улыбнулась.

– Прости, это потому, что вокруг глухая ночь, и мне не было так страшно никогда в жизни, и я не в состоянии изображать из себя эдакого крутого парня. Наши, кстати, в последнее время чувствуют себя ненамного лучше.

Глаза ее увлажнились, то же случилось и с ладонями, прижатыми к моим щекам, а теперь вновь сползающими на ее колени.

Я нежно сжал запястья ее рук, и она вновь подалась вперед. Ее правая рука погрузилась в мои волосы, отбрасывая их со лба, она прижалась ко мне всем телом, при этом ее бедра умостились между моими, а ее левая нога коснулась моей правой, когда она сбрасывала простыню к концу кровати.

Прядь ее волос щекотала мой левый глаз, но мы оба застыли, почти касаясь лицами друг друга. Страх был повсюду: в ее дыхании, в наших волосах, на нашей коже.

Ее темные глаза уставились на меня со смешанным чувством любопытства, решимости и тени прошлых обид, о которых мы никогда не говорили. Ее пальцы погрузились в мои волосы еще глубже, а бедро уткнулось в мое собственное.

– Мы не должны этого делать, – сказала она.

– Нет, – ответил я.

– Как насчет Грейс? – прошептала она.

Вопрос ненадолго повис в воздухе, у меня не было ответа.

– А как насчет Фила? – спросил я.

– Пройденный этап, – сказала она.

– Но есть веские причины, по которым мы не занимались этим уже семнадцать лет, – сказал я.

– Знаю. Стараюсь не забывать о них.

Подняв руку, я запустил ее в волосы Энджи над левым виском, она же впилась зубами в мое запястье, изогнула спину и надавила на меня бедром еще сильнее.

– Рене, – сказала она, вцепившись в волосы у моего виска с внезапной злостью.

– Рене ушла. – Я грубо схватил ее за волосы.

– Ты так уверен?

– Когда-нибудь слышала, чтобы я говорил о ней? – Я вытянул левую ногу вдоль ее правой и прижал ее лодыжкой.

– Это подозрительно, – сказала она. Ее левая рука соскользнула с моей груди и больно ущипнула меня за бедро, туда, где обнаженная кожа встречается с резинкой трусов. – Странно, что ты никогда не говоришь о женщине, на которой был женат. – Пальцами она подцепила резинку на моем бедре.

– Эндж...

– Не произноси мое имя.

– Что?

– По крайней мере, когда мы говорим о тебе и моей сестре.

Вот так всегда. Прошло целых десять лет с тех пор, как мы начали эту дискуссию, и вот теперь она вновь на повестке дня со всеми своими грязными подробностями.

Энджи откинулась назад, и теперь сидела у меня на бедрах, а мои руки спустились на ее талию.

– Я свое заплатил, – сказал я.

Она покачала головой.

– Нет.

– Да.

Она пожала плечами.

– Меня, кстати, это не очень волнует. По крайней мере, в данный момент.

– Эндж...

Она приставила палец к моим губам, затем снова откинулась назад и стянула с себя майку. Отбросив ее на край кровати, она схватила мои руки и положила себе на грудь.

Она опустила голову, и ее волосы упали мне на руки.

– Я скучала по тебе семнадцать лет, – пробормотана она.

– Я тоже, – хрипло проговорил я.

– Хорошо, – прошептала она.

Ее волосы вновь упали мне на лицо, губы парили над моими, колени, сжимая мне бедра, сдвигали мои трусы вниз. Ее тонкий язык пощекотал мою верхнюю губу.