Валерий Рощин - Ледокол

— Нин!

Та нехотя обернулась и всплеснула руками:

— А я, дура, всем, кто ни попросит, утюг даю! И электрическую плитку в придачу!..

— Нин, не просила я ни о чем Андрея, — почти беззвучно сказала Людмила. И, едва не плача, добавила: — Мы с ним разводимся…

Соседка смолкла на полуслове. И в изумлении прошептала:

— Как разводитесь?

Промолчав, Люда отвернулась; по щеке скатилась слеза.

— Людка… прости, я не знала… — обняла подругу Нина. И, кивнув на прикрытую дверь, спросила: — А дитю пока не сказала?

Петрова отстранилась и решительно мотнула головой.

Людмила была стройной шатенкой с хорошей миниатюрной фигуркой и привлекательными формами.

Она выросла в образованной интеллигентной семье. Бабушка — искусствовед, один из дедушек — доктор исторических наук. Мама — филолог, папа — офицер военно-морского флота. С самого детства ее окружали книги, научные журналы, репродукции… Оттого с выбором профессии долго не мучилась и довольно легко поступила в университет. С той же легкостью закончила его с красным дипломом и устроилась в одну из ленинградских многотиражных газет. О выбранной профессии никогда не жалела и работала с большим желанием.

Девушка всегда искренне верила, что случайностей в жизни не бывает и, когда на твоем пути встречается тот самый единственный человек, некий таинственный голос тихо нашептывает, как важна эта встреча. И нужно иметь серьезные проблемы со слухом, чтобы не услышать этот голос.

Так и случилось, когда она, будучи молодой выпускницей журфака, приехала по заданию редакции в порт для написания своего первого репортажа. Правда, поначалу встретивший у трапа молоденький подтянутый старпом «Капитана Воронина» ей не глянулся — низковат ростом: говорит, несмотря на свою должность, тихо и слишком спокойно; как-то уж чересчур любезен.

Но по мере общения с Андреем, ставшим в тот день для нее гидом, это мнение кардинально переменилось. Он был начитан, эрудирован и не лишен чувства юмора. К тому же о своем судне знал абсолютно все. На любой вопрос Людмилы сразу же следовал компетентный и обстоятельный ответ.

Андрей был удивительно обходителен. Взбираясь по трапу, подавал ей руку, предупреждал о скользкой палубе, а где-то глубоко в трюмном помещении сам и очень вовремя пригнул ее голову, чтоб девушка не ударилась о бимс — поперечную силовую балку.

Однако и тогда она еще не распознала своего счастья и не могла представить, что банальное знакомство при исполнении служебных обязанностей способно перерасти в нечто большое и серьезное.

Тем не менее Андрей нравился ей все больше и больше. И когда, прощаясь у трапа, он немного схитрил, пытаясь добыть номер ее телефона, она не стала упираться.

Потом они встретились — позвонив по телефону, он пригласил прогуляться по набережным вечернего Ленинграда. Они долго болтали, рассказывали друг другу о родителях, об учебе и о своих профессиях. А его предложение увидеться вновь уже не прозвучало странно и неожиданно. Оно было ожидаемо.

И так постепенно, шаг за шагом, они становились ближе.

В какой-то момент все сомнения улетучились, и оба поняли, что хотят быть вместе. Навсегда. На всю жизнь.

Погода за прошедшую неделю наладилась: штормовой ветер стих, осадки прекратились. Небо по-прежнему было затянуто облаками, но их количество уменьшилось, и временами сквозь тонкий слой до поверхности Южного океана прорывался свет готового надолго скрыться за горизонтом солнца.

«Михаил Громов» успел за это время преодолеть несколько десятков миль в северо-восточном направлении. С каждым днем температура воздуха опускалась все ниже, а ледяной покров океана вокруг Антарктиды становился толще. Скорость передвижения ледокола упала до минимальной — за сутки ему удавалось пройти не более полутора-двух миль. До чистой воды оставалось не так уж много, однако надежды добраться до нее постепенно таяли…

Находясь в небольшой полынье, «Громов» сдал назад, остановился. Выпустив из двух труб клуб черного дыма, пошел вперед. Разогнавшись, навалился на кромку льда всем своим весом.

Лед выдержал, и ледокол медленно сполз обратно в полынью.

— Еще одна попытка, — командовал на мостике Севченко. — Машинное, полный назад.

Ледокол послушно отваливал от неподатливой кромки.

— Стоп машина! Приготовились! — прокричал в микрофон капитан.

— Готовы, — невозмутимо ответил из низов Черногорцев.

— Полный вперед!

Вода за кормой снова вспенилась, забурлила. Судно двинулось вперед и на приличной скорости наехало на край ледового панциря. Теперь «Громов» лег на кромку почти всем корпусом.

И опять его постигла неудача. Лед оказался настолько крепким, что от места столкновения не пошло в стороны ни одной трещины.

Ледокол медленно сполз обратно в полынью…

Пилот Кукушкин уже неделю топтался возле вертолета. Приходил на площадку после завтрака, подкатывал алюминиевую стремянку, снимал чехлы с моторного отсека, открывал капоты… Прерывался он только на время обеда и для того, чтобы согреть руки. Под вечер собирал инструменты, снова чехлил свою «вертушку» и за полчаса до ужина покидал площадку.

Работы по восстановлению угробленной им техники было много.

«Случалось такое где-то у кого-то. Не раз слышали, не раз читали в присылаемом министерством материале по авариям и катастрофам, — с грустью осматривал он залитый маслом правый двигатель. — Теперь вот и у нас приключилось. Горе горькое по свету шлялося и на нас невзначай набрело…»

Впрочем, что было горевать? Сам по себе вертолет не запустится и не полетит. Авиационно-технического состава в команде ледокола штатом не предусмотрено, так что вся надежда на самого Михаила. И, засучив рукава, он брался за дело…

В первый день он внимательно осмотрел Ми-2 на предмет повреждений и сделал греющий душу вывод: законцовки лопастей от контакта с переносным топливным насосом почти не пострадали. Во всяком случае, небольшие вмятины легко выправил в судовой мастерской один из матросов боцманской службы.

Следующий вывод был не столь утешительным: отказавший на висении правый двигатель был основательно залит маслом и противопожарной пеной.

А потому два последующих рабочих дня пилот посвятил очистке моторного отсека и кабины от остатков пены и масла. Тщательно все отмыв, он выдраил каждую деталь до первозданного блеска.

Работать при низкой температуре было крайне сложно и, регулярно убегая в надстройку греть руки, он с уважением вспоминал технический состав, которому приходилось мучиться в таких же условиях каждую зиму…

Утром четвертого дня он заменил пробитый осколком насоса маслопровод — благо такой нашелся в ЗИПе. Потом достал из коробки технические формуляры и, спустившись в выделенную для проживания каюту, стал штудировать каждую страницу…