Эл Ригби - Ночь за нашими спинами

…свободный.

Почти всех подчиненных он знает в лицо и по именам, уделяет внимание даже самым их незначительным проблемам. Помнит, когда день рождения у Кики, присылает шефу мазь из барсучьего жира для больной ноги. Общий городской папочка. В него верят не меньше, чем в Господа Бога: даже там, где нет церквей, есть бюстики в лавровых и гвоздичных венках.

– Как себя чувствуешь, дорогой Джейсон?

– Отлично.

«Свободный» с трудом скрывает раздражение. А еще его бесит, что его имя не сократили, как он привык. Мэр никогда его не сокращает.

– Э-м-м. – Бэрроу, несколько обескураженный резким тоном, примирительно пожимает плечами. – Рад. Я, конечно, понимаю, что в политике, на ваш молодой взгляд, хороши любые средства, но Глински не стоило делать подобных вещей.

…Старший умный да сильный, а младшему…

– …В конце концов, это противозаконно.

…всегда достается.

Его слова звучат заунывно. Я кошусь на «свободного», устало закрывшего глаза.

– Так вышло. Не вижу смысла это обсуждать, Морган.

Как будто мэр не знает, что закон в Городе – условное понятие. Что глава правящей партии, видимо, считающий себя его воплощением и гарантом, разгуливает с пистолетом, винтовкой и отрядом солдат.

– Ван Глински вряд ли имеет отношение к случившемуся. – Тон Элмайры, пожалуй, на несколько градусов холоднее, чем можно себе позволить при беседе с мэром. – Это мы подвели партию Свободы, не придя на помощь в нужный момент.

– Я тоже не совсем уверен…

Гамильтон произносит это, снова открыв глаза. Он еще более помрачнел, и ему явно не хочется углубляться в тему. Мэр кивает, но тут же сокрушенно качает головой. Я не удивилась бы, если бы он захотел потрепать раненого политика по макушке. Бэрроу заговаривает снова:

– Мальчик мой, я понимаю. Но подумай. Я уважаю Вана за все, что он делает, мы прошли огонь, воду и медные трубы, но я не могу не видеть, что он… стал агрессивнее в последнее время. Он сдает, точнее, больше даже боится сдать. Не удивлюсь, если…

…Ведь старший сын все хотел получить корону отца…

– А вы откуда знаете? – С губ Элмайры не сходит вежливая улыбка. – Свечку держали?

Я толкаю ее в бок. Можно подумать, она понимает, каково лавировать между двумя людьми, в которых веришь. Можно подумать, это легко – не дать им друг друга уничтожить. Выбирать выражения, чтобы не стало хуже. Можно подумать…

…Король любил обоих своих сыновей, и дал он им по стреле, а…

– Я – прости меня, Джейсон, – его понимаю. Он старался для нас много лет, изо всех сил, но его методы…

А третья стрела досталась лягушке…

– Я бы не спешила. – Элмайра неприятно щурит глаза. – Мистер Глински вчера сражался бок о бок с нами. По-настоящему. За людей, которые выкрикивали не его лозунги.

Мэр моргает, переваривая ее слова, и грустно улыбается:

– Вы так молоды… Это поразительно и восхитительно. У Вана не так много сторонников, при всей его политической значимости в Городе. – Бэрроу, спохватившись, хлопает себя по лбу. – Ладно, довольно вопросов веры. В конце концов… – он вдруг лукаво подмигивает, – вы тоже нечисты на руку, дети мои. Зачем было устраивать митинг сейчас? Можно же было подождать Четвертого июля, Первого мая, да хотя бы Дня города, когда меры безопасности ужесточены! Сами знаете, что творится на улицах, особенно под вечер. А ведь поволокли людей, как гамельнский крысолов! [4]А-я-я-й…

– Мы этого не делали, – отрезает Гамильтон.

Тяжелая рука осторожно опускается на его плечо:

– Джейсон, я думал, мне ты веришь. За пределы этих стен…

Гамильтон кусает губы. Молчит.

…и сказала лягушка королю…

– А что мы вам расскажем, если доказательство нашей вины – птичка на стенке? Равно как доказательство вины Вана – гадюка на другой. – Элм говорит нараспев, накручивая на палец прядь волос. Я все жду, что мэр наконец рассердится на нее, но он лишь серьезно кивает:

– Здраво. Кстати… – Видимо, осознав, что никаких признаний ему не светит, мэр меняет тему. – Я ведь хотел сказать большое спасибо за то что быстро отреагировали на происшествия в золотохранилище и в банке. И вам, Эшри, и мистеру Айрину тоже. Прошу, передайте Дмитрию. Я смотрел рапорты. То, что вам пришлось охранять чужие деньги…

Элмайра щурится:

– Но господин…

– …товарищ.

– Товарищ мэр, деньги их не интересовали. В мешках были документы.

– Да, деньги остались нетронутыми.

Мэр удивленно вскидывает брови:

– Если так, видимо, это программный сбой. Это ведь машины. Если честно, я не особенно верю в искусственный интеллект. В естественный-то не всегда верится…

Неожиданно для меня Элмайра продолжает развивать тему.

– Ценные бумажки? Признавайтесь, что еще вы держите в банках?

Тон шутливый. Но мне неспокойно. В сказке лягушачью кожу, кажется, кинули в огонь в конце? Мэр повторяет с напором, впрочем, улыбаясь:

– Я уверен , это ошибка в программе. С деньгами хранятся накладные и отчеты по финансовым операциям. Все ценное и секретное лежит в других местах.

– В каких?

Я замечаю жадный блеск в глазах Элм и быстро дергаю ее за руку. Ладонь абсолютно ледяная, как… мертвая. Или как лапа лягушки.

– В секретных. – Бэрроу уже не улыбается. – Поверьте, это пока за пределами вашей компетенции, моя дорогая девочка.

Она кусает губу, но проглатывает «дорогую девочку». Элм больше не лезет, видимо, еще не до конца растеряла инстинкты. Зато голос снова подает Джей Гамильтон, который до этого был погружен в какие-то свои размышления:

– А что за секреты, господин мэр? О Земле? О Коридоре?

На лице мэра не отражается абсолютно ничего, в этот раз он даже не настаивает на обращении «товарищ». Он дергает манжету рубашки, задумчиво разглядывает крупный серебряный перстень на среднем пальце.

– Боже, Джей. Ближе к действительности. Мы не коллекционируем сказки. И я…

Тут он осекается. Начинает сжимать и разжимать руку с перстнем, и я вижу, как на ней вздуваются вены. Другой рукой он шарит в нагрудном кармане пиджака. Вскоре в его широкой ладони появляется маленькая стеклянная баночка. Бэрроу вытряхивает два бело-зеленых шарика и судорожно глотает их – не запивая, высоко запрокинув голову. Кадык коротко перекатывается, и бьющаяся на шее жилка успокаивается.

– Прошу прощения. Старческая слабость.

Я дотрагиваюсь до его плеча и понимаю, что оно твердое, как камень. И холодное. Как рука Элм.

– Что с вами? Позвать врача?

Но он уже снова улыбается, открывая глаза.

– Все хорошо. Сердце… Говорю же, возраст.

– Возраст, говорите…

У Элм остекленевший взгляд. Губы шевелятся, будто она беседует сама с собой, что, впрочем, вполне возможно. Рана Гамильтона явно дала о себе знать: он прикрыл глаза и, возможно, даже не заметил маленькой… трещинки? Да, именно трещинки, пробежавшей по нашему доброму гризли.