Эл Ригби - Ночь за нашими спинами

Мама сильнее тянет ее за руку. Когда они проходят мимо, я показываю девочке язык, и она отвечает мне тем же. Я лениво прислоняюсь к стене и осматриваюсь.

Потоки людей движутся в направлении большого универмага «Березка» и возвращаются уже по противоположной стороне улицы – там находится второй магазин, где продают самые разнообразные продукты, «Пигли-Вигли» с неизменной свиньей на вывеске. Стоянка, где жду я, заполнена разноцветными автомобилями. Течение жизни вокруг очень обманчиво. Если присмотреться, за домами – привычная темнота. Это лишь иллюзия, что она далеко.

На меня никто не обращает внимания: сейчас я просто рыжеволосая девушка с мотоциклом. Может, алкоголичка или бродяга, но этим как раз никого не удивить.

Я ненавижу ждать. Обычно уже через пять минут я выхожу из себя, а тут прошло больше двадцати…

Мимо проходит женщина с двумя орущими мальчишками в зеленых комбинезонах, затем – пожилой бородатый мужчина, уткнувшийся носом в толстую книгу. На миг мне кажется, что я увидела Глински – со стороны госпиталя, он свернул в какой-то переулок. Впрочем, я могу и ошибаться: по одному плащу ничего нельзя сказать, к тому же я привыкла, что «единоличник» не ходит пешком, а передвигается на здоровенной черной зверюге, которую только из-за колес еще можно обозвать машиной.

– Огонечек! Заждалась?

Великолепный подарок судьбы. Черт. Черт! Черт!

– Дэрил?

– Дэрил, детка!

Даже сквозь рев мотоцикла я различаю его слова. Он в черных зеркальных очках и черном плаще. И опять зализал волосы, будто провел ночь с любвеобильной коровой. И, конечно же, без шлема – выпендривается. Тьфу.

– Львовский отправил. Я не смог бы отказать…

– Поехали. – Я резко его обрываю.

Я завожу мотор, прислушиваясь к его бодрому рокоту, и немного успокаиваюсь. Руль приятно ложится в ладони. Зверь даже не рычит, нет. Мурлычет. Он мне рад.

– Отлично смотришься на этом красавчике. Даже лучше чем… раньше.

– Что ты имеешь в виду?

– Да нет, ничего.

Ублюдок. Пока мне удается улыбнуться и сделать вид, что я ничего не поняла. В конце концов… впереди куча дел.

Вскоре мы уже несемся по дороге, маневрируя между машинами. Патрулирование – довольно скучное занятие. Я давно выучила Север наизусть, он стал для меня чем-то вроде схематичной карты: с линиями улиц, квадратами домов и замкнутой кривулиной озера. Что касается Юга, там работает кто-то другой. Юг почти никогда мне не достается, туда чаще всего посылают Джона с кем-нибудь в компании, и…

А интересно… почему все-таки шеф почти никогда не ставит меня в пару с Джоном? Мы неплохо ладим, если выпадает случай. Да в общем-то Джон ладит со всеми, и я не отказалась бы проводить с ним больше времени, он потрясно превращается в разных тварей, и это лишь одна из множества вещей, делающих его милашкой и…

– Придурок!

Вопль вырывается, когда Грин, рисуясь, обгоняет очередной автомобиль и подрезает меня. Я резко поворачиваю ближе к тротуару, с трудом избежав столкновения с каким-то потрепанным «жучком», и сбрасываю скорость.

– Что ты делаешь, мать твою?

Он едет рядом со мной и проникновенно таращится поверх очков:

– Прости, немного увлекся… А ты не хлопай ушами: вдруг на нас нападут? О чем это ты задумалась?

– Не твое дело, понял? И надень шлем, или я сейчас врежу тебе! К лоун!

Интересно, а есть девушки со сверхспособностью нормально общаться с бывшими? И как стать одной из них? Дэрил рядом совсем недолго, а я уже на взводе, как во время месячных. Впрочем, может, лучше сразу приобрести сверхспособность влюбляться в адекватных парней?

– Какая-то ты сегодня сердитая.

Сердитая. Чуть не убил меня, а я сердитая.

– Ты же знаешь, я не люблю подобные шутки! – кричу, без проблем перекрывая рев моторов. – Дэрил, я непременно пожалуюсь…

– Ну ладно, ладно… – Он чуть-чуть снижает скорость. – Извини. Хочешь, зарулим в кафе-мороженое Роббинса? Я…

– Пошел ты, Дэрил! Не хочу.

– А если черничное, м-м-м?

Я устало вздыхаю. И понимаю, что чем спокойнее я буду говорить, тем внимательнее он будет меня слушать. Всегда так и надо поступать. Просто я забываю об этом.

– Дэрил, какое мороженое? Я уже лишилась крыльев и не хотела бы остаться без ног! И… хватит . Перестань делать это . Это дохлый номер. Более дохлый, чем Вуги.

Дэрил отнимает от руля одну руку и прикладывает ее к левой стороне груди.

– Ох, Эш… сердцеедка, ты ранишь меня!

Он пытается свести все к шутке? Разрядить обстановку? Правильная мысль, значит, еще соображает. Я усмехаюсь, подъезжаю поближе, и Дэрил легко перестраивается в соседний ряд.

– Правда, что ли? – Я решаю поддержать шутку. Но шутки…

– Нет, – отвечает он спокойно и холодно. Без тени игривости. Это даже сбивает с толку, и мое замешательство наверняка отражается на лице.

– Э-м-м…

Дэрил смотрит на меня еще пару секунд и наконец со странным омерзением кривит губы:

– Да ладно, Эш. Спасибо за подтверждение догадок. У тебя другие интересы.

Нет. Все-таки растерял мозги.

– Да ну?

– Да. Только будь осторожна: вдруг у интересов вместо члена щупальца? И кожа в истинном обличье зеленая, как и у всех этих гуманоидов? Перестрелять бы их, долбаных…

Я ускоряюсь и въезжаю прямиком в ближайшую лужу – так, что Дэрила обдает мощным потоком грязной воды. Теперь он отплевывается и ругается где-то позади, а я до предела выжимаю скорость и поворачиваю на другую улицу. Так делать нельзя, напарник должен быть рядом, мало ли что. Но, проклятье, это просто невыносимо!

Я уезжаю все дальше. Пусть поищет меня в закоулках.

Вдоволь попетляв, я останавливаюсь и слезаю с мотоцикла: впереди уже видны мэрия и площадь. Утром всюду сновали рабочие и военные, а теперь – совершенно пусто. Удивительный контраст: в центре обычно шумно, а тут стоит полная тишина и только колышутся тревожные желтые ленты. Раньше так не было. Никогда. Впрочем, раньше на стене не красовалась эмблема партии Свободы. Интересно, кто и какой краской ее нарисовал, что ее не берут лучшие растворители?

Я перешагиваю через закрепленную в проходе железную цепь и иду по мостовой. О недавней бойне уже ничего не напоминает: кровь смыли, обломки убрали. Только пьедестал, где недавно возвышался Морган Бэрроу, торчит на прежнем месте, напоминая гигантский гроб. И фонарь остался – кривой и страшный. Вряд ли еще он сможет гореть.

Взгляд невольно задерживается на буревестнике «свободных». Черная птица с заостренными крыльями, белый прямоугольник незнакомого мира, в который птица рвется. Это придумал Гамильтон. Раньше эмблемой партии был подсолнух. Поговаривают, потому что прошлый их главный тоже был с Юга.

Мой взгляд смещается. И только теперь я понимаю, что нахожусь на площади вовсе не одна.