Каролина Эрикссон - Не исчезай

– Вы живете неподалеку?

Сделав усилие, я смогла кивнуть. И даже выдавить из себя нечто похожее на улыбку.

– В одном из домов вон там, над причалом, – ответила я и сделала неопределенный жест рукой.

– Александр, – сразу же сказал мужчина, и я вздрогнула. – Вы случайно не имеете отношения к Александру? Я давно с ним не разговаривал, но на днях видел его с маленькой девочкой. Так понимаю, это его дочка.

– Смилла, – слетело с моих губ.

С голосом было что-то не так, он был хриплый и скрипучий, какой-то гулкий. Но мужчина, кажется, этого не заметил. Он ласково потрепал черного пса, который уткнул свой влажный нос ему в руку.

– Смилла? Какое красивое имя! А вы, я так полагаю, ее мама, жена Александра? На самом деле мы, кажется, уже виделись. Но совсем мельком.

Я опустила глаза. Кивнула ли опять? Возможно. Хотя нет, этого я не сделала. Мысли бродили совсем в другом месте. Этот человек говорит, что видел Смиллу. Вместе с Алексом. На днях . Что значит это последнее утверждение? Несмотря на тепло, по моим ногам ползли мурашки.

– Когда вы их встретили, не помните? Я имею в виду Смиллу и Алекса. И где?

Человек нахмурил лоб. Взгляд его затуманился.

– У танцплощадки, на празднике летнего солнцестояния, кажется, это было тогда. Несколько лет тому назад. Вы тогда только поженились, насколько я помню. Да, были времена, тогда здесь еще был клуб, который устраивал всякие развлечения.

Я посмотрела на него, сделала еще одну попытку:

– Я про Алекса и Смиллу. Вы сказали, что видели их на днях, где именно?

Человек медленно покачал головой.

– Увы, – сказал он неуверенно. – Я точно не помню.

Я спросила себя, зачем он лжет. Но тут осознала, что, возможно, он говорит ровно то, что есть на самом деле. Он был уже довольно стар, возможно, память начала его подводить. Только из-за того, что я сама привыкла замалчивать правду, я не могла обвинять всех окружающих во лжи. Черный пес высвободился из рук хозяина и подошел ко мне. Он быстро обнюхал меня, но когда я попыталась почесать его за ухом, попятился назад. И перестал вилять хвостом.

– Да, мне, пожалуй, пора…

Я собралась попрощаться и начала потихоньку двигаться в сторону.

– Он был рассержен, – внезапно сказал мужчина. – Александр выглядел рассерженным. А может, перепуганным. В ужасе. Сложно сказать точно.

Ветер пронесся между деревьями, принес за собой запах опасности. «Рассерженным. А может перепуганным. Сложно сказать точно».

– Простите, мне нужно…

Я развернулась и побежала со всех ног, даже не попрощавшись. Слышала, как за спиной мужчина кричит, что я должна быть осторожна, что от этой молодежи добра не жди. Но я едва обратила внимание на его слова.

Гравий разлетелся под колесами машины, когда я рванула в том самом направлении, откуда только что приехала. «Рассерженным. А может, перепуганным. Сложно сказать точно». В животе у меня ныло и тянуло, что-то там недовольно копошилось. Сердце бешено колотилось о ребра. Маленькая Смилла.

Я не могла рисковать. Был только один выход. Я знала, куда должна ехать.

Я долго думала о папином исчезновении. В районе многоэтажек, где мы жили, случалось, что отцы покидали свои семьи, просто собирали свои вещи и уходили, чтобы никогда больше не вернуться. С моим папой было не так. Но какое это в самом деле имело значение? Он все равно точно так же исчез.

После. Секунды после. Помню, как мы смотрели друг на друга, мама и я. Как мы в течение короткого, но все-таки бесконечно длинного мгновения разделяли молчаливое сообщничество. Мы знали. Мы были два единственных человека в мире, кто знал, что только что случилось. Я никогда не чувствовала такой близости с ней, как в тот момент. Но вдруг она повернулась ко мне спиной, прервала наш молчаливый разговор. Потом – я не знаю толком, что случилось потом. Только понимаю, что мы разделились, что она закрылась от меня. Я была ребенком, но не была глупа. И поняла, что должна обвинять себя. Что все это моя вина. Иначе было слишком больно.

На соседних улицах выли сирены, голубой свет мерцал на стенах нашего дома. Дверь в квартиру была открыта нараспашку, мужчины и женщины в темных униформах заходили и уходили, когда им вздумается. Несмотря на все это, дверь в спальню мамы и папы была закрыта. Отчаянный плач – время от времени переходящий в истерический крик – доносился оттуда. Я сидела на полу в своей комнате. Судорожно сжимала Мулле, ждала и молчала. Не знала, чем заняться. Знала только, что если не буду сидеть и ждать, пока откроется дверь, придет мама и обнимет, тогда могу сама исчезнуть с лица земли. Я тоже.

Двое мужчин в темной униформе попытались поговорить со мной. «Полиция, – сказали они, – мы полицейские». Сначала они стояли передо мной, потом сели на корточки. Они задавали вопросы, но я притворилась, что не слышу. Но они продолжали говорить, обращались ко мне по имени и повторяли свои вопросы, и тогда я начала напевать под нос какую-то песенку. Если бы я сделала вид, что все как обычно, возможно, в конце концов все бы как-нибудь уладилось. Возможно, я могла сделать так, чтобы зло, которое случилось, исчезло. Если только не думать об этом. В конце концов один из полицейских взял меня на руки и заговорил очень твердо. Я ударила его по лицу. Он вскрикнул и отобрал у меня Мулле, говоря, что я уже слишком большая, чтобы вот так валять дурака. Его коллега побледнел и решительно увел его из комнаты, тихо твердя о том, что «это всего лишь ребенок» и что я «пережила шок».

Потом он вернулся, тот, более молодой, сел передо мной и долго по-дружески говорил. Он объяснил, что все образуется, что полицейские хотят сделать как лучше и что они мне помогут, как раз поэтому они и пришли. Я поняла: он хочет, чтобы я доверилась ему, и я так и сделала, немножко. Но это не имело значения, было слишком поздно для настоящего доверия. Они забрали Мулле, и за это я их никогда не прощу.

До ближайшего городка было всего минут пятнадцать на машине. Я быстро добралась до центра – главной улицы с супермаркетами, несколькими магазинчиками, библиотекой и полицейским участком. Я ждала практически до закрытия, чтобы время на поиски было максимально ограничено, но когда взялась за ручку, дверь все-таки поддалась. Потом я думала, что было бы лучше, если бы дверь была закрыта, если бы я была вынуждена ждать. Возможно, тогда бы я смогла успокоиться и немного подумать, смогла бы овладеть своим разумом и избежала бы хаоса, который последовал затем.

Мне пришлось говорить с женщиной, стоящей за высокой стойкой. У нее были темные волосы, собранные в тугой хвост. Она достала блокнот и бланк, и, не подумав как следует, я выпалила свое имя и номер телефона. Потом все пошло наперекосяк. Я попыталась рассказать, что произошло, но несла какую-то несуразицу и сама слышала, как бессвязно и бессмысленно звучат мои объяснения. Ручка, которую держала женщина-полицейский, на мгновение зависла над бумагой, лежавшей перед ней, после чего она медленно отложила ее в сторону.