Каролина Эрикссон - Не исчезай

Она прислонила меня спиной к дивану, подталкивая то с одной, то с другой стороны, пока мое тело не пришло в равновесие. Как будто я была мешком с картошкой, безжизненным предметом. Потом она поднесла стакан к моим губам.

– Давай, пей.

Жажда царапала горло, и я послушно открыла рот и сделала большой глоток. Мне обожгло горло, и я моментально осознала свою ошибку. Зачем давать мне спирт? Чистый спирт? Инстинктивно я отпрянула от стакана и попыталась выплюнуть те капли спирта, которые еще не успела проглотить.

– Что… зачем?..

Язык пересох и как будто распух, я не могла им шевелить как следует. Но двух бессвязных слов оказалось достаточно, чтобы она разговорилась:

– Я все про вас знаю, про Алекса и про тебя, Алекс все сам рассказал. Я знаю даже про ребенка. Ты ждешь его ребенка. Ты должна была сама это понять. Я не могу с этим просто смириться.

Она наклонилась ближе, и запах ее шампуня достиг моих ноздрей. Нежный цветочный аромат. Как у Смиллы. Она пахнет точно как Смилла.

– Давай, ты должна все это выпить.

Слова отскакивали от стен. Она держала стакан прямо перед моим лицом. Я посмотрела ей в глаза. Они были светло-голубыми, зрачки – узкими и колючими. Были ли они такими уже тогда? Когда она сидела напротив меня в своем кресле и терпеливо слушала мои рассказы, пытаясь выяснить, что же на самом деле меня гнетет. На каждый вопрос она отвечала вопросом, о себе не рассказывала абсолютно ничего. Теперь она снова сидела передо мной, все та же женщина и все же так бесконечно далекая от той, которую я знала когда-то.

«Ты ждешь его ребенка… Я не могу с этим просто смириться». Вряд ли она хотела, чтобы я напилась. Ей было нужно что-то другое. Мы посмотрели друг на друга. Она излучала ненависть такой силы, что ее почти можно было ощутить в воздухе. Была ли она такой уже тогда? Что скрывалось под ее благопристойным видом?

– Ты же… – начала я хрипло. – Ты говорила…

Узнавание. Все строится на узнавании. Несмотря на полубессознательное состояние, я должна каким-то образом сделать так, чтобы она тоже меня вспомнила. Чтобы она увидела во мне не только женщину, с которой ей изменил муж, но и свою бывшую пациентку. Человека, с которым ее связывали профессиональные отношения, за которого она даже в какой-то мере несла ответственность. Если бы мне удалось напомнить ей, кто я, она не смогла бы мне навредить. Или ребенку в моем чреве. Я сделала вдох, напрягла голосовые связки и заговорила:

– Психотерапевт. Вы – психотерапевт.

Ни один мускул на ее лице не дрогнул, она даже не моргнула.

– Вы помните меня? Я была…

– Заткнись и пей.

И внезапно я осознала: она давно все знает. Она узнала меня, прекрасно поняла, кто я такая. Но это не играло никакой роли. Несчастливое совпадение, оно не имело никакого значения для ее нынешней задачи.

Я сжалась и почувствовала, что соскальзываю обратно на пол. Я ничего так не хотела, как вычеркнуть из памяти все, что Алекс делал и говорил, чем мы с ним были. И я хотела сделать это сразу же, у меня не было терпения ждать. Я хотела содрать его со своей кожи, как липкий пластырь, и было все равно, будет ли это больно и не оторвется ли вместе с ним частичка меня. Частичка меня … Я сглотнула. Отпечаток, который он оставил в моем теле, действительно мог – если ему позволят вырасти и выжить – вечно напоминать о нем. И все же. Медленно, очень медленно я помотала головой. Нет, я этого не сделаю .

Жесткие пальцы схватили меня за подбородок и раздвинули губы. Прежде чем я успела понять, что происходит, содержимое стакана потекло мне в рот. Не хватало воздуха, и я была вынуждена сделать глоток, чтобы дышать. Глаза наполнились слезами от боли и ужаса. Мысли бешено вертелись в голове. Я не могла навредить живому существу, которое зарождалось во мне, не могла позволить отравить или даже уничтожить его. Я с силой дернула головой так резко, что ударила подбородком по стакану и выбила его у нее из рук. В следующий момент произошло сразу несколько вещей.

Маневр снова вызвал боль в плече, острую и жестокую. Остатки жидкости в стакане вылились на грудь и намочили тонкую ткань футболки. Спирт слегка обжег, расползаясь по коже. В это же время ее рука звонко ударила меня по щеке, и мне показалось, что и так покалеченная голова сейчас расколется.

– Ну ладно, – сказала она. – Тогда мы сделаем по-другому.

Она схватила меня и снова уложила на спину на пол. Все мое тело захрустело. Боль сверлила в голове и в плече. Зрение расфокусировалось, картинка перед глазами разбилась на множество сверкающих осколков и потом медленно померкла по краям. Но было нужно удержаться от обморока. Это все, о чем я могла думать.

Я заметила, что она удаляется от меня в сторону входной двери. И тут внезапно в голове возникла другая мысль. Топор! Если она найдет топор, все кончено. Я застонала. Знала, что надо во что бы то ни стало подняться, защититься, бороться за свою жизнь. Но я была не в силах даже пошевелиться. Не могла даже перевернуться на бок. «Тогда пусть все закончится», – пронеслось в голове.

Она снова вошла и захлопнула за собой дверь. Я не слышала, чтобы она заперла ее на замок, но это не имело значения. Я никогда не встану с пола. Мрак подбирался все ближе. Я снова повернула лицо к потолку и лишилась чувств.

Стук шагов. Кто-то что-то бормочет про бензин. «Я уверена, что у меня была еще канистра в запасе». Мамин голос. Сначала он звучит удивленно и с надеждой, потом обеспокоенно и расстроенно. Внезапно он резко затихает, прямо посреди предложения. Проходит какое-то время. Я снова проваливаюсь в небытие. Затем веки вздрагивают, открываются, и я различаю очертания хорошо знакомой фигуры. Она сидит чуть поодаль совершенно неподвижно. Мама! Ты нашла меня, ты приехала! Хочется позвать ее, но голоса не слышно. Мне удается пошевелиться и привлечь ее внимание. Тяжело дыша, она наклоняется вперед. Весь ее облик выражает тревогу.

– Грета, – говорит она. – Вот я и приехала. Как ты?

Она тоже связана? Из-за этого она сразу же не бросилась ко мне? Мои губы беззвучно прошептали одно слово.

– Дорогая, – обратилась мама к кому-то с другой стороны. – Позволь мне подойти к дочери и посмотреть, как она.

– Так она твоя дочь?

Ударение лежало на двух последних словах, голос сочился презрением. Я направила взгляд в ту сторону, куда смотрела мама, и сразу же увидела ее. Она стояла, прислонившись к стене, всего в нескольких метрах от стула, на котором сидела мама. Она стояла ко мне в профиль, длинные светлые волосы закрывали лицо. Простое легкое платье в цветочек и светлый кардиган. Повседневный, будничный наряд. Она выглядела бы как любая другая женщина, если бы не черный, узкий и длинный предмет в руках. И хотя я было воспряла духом, увидев маму, едва поняв, что это за предмет, потеряла всякую надежду. Она нашла топор. Топор, который я купила, чтобы защитить себя. Теперь было нетрудно понять, почему мама не может пошевельнуться, не попросив разрешения.