Джеффри Линдсей - Декстер мёртв

– Se hace? [44] «Да»; «слушаю» ( исп .).

На секунду я решил, будто что-то не так с телефоном, с которого я звоню, и у Кронауэра отобразился неправильный номер. Но потом понял, что аппарат совсем древний и, вероятно, как и у Брайана, номер у Кронауэра просто не определился.

– Это Декстер Морган. Я звоню из своей гостиницы.

Мгновение Кронауэр растерянно молчал, чего с ним раньше никогда не случалось. А потом наконец произнес:

– О… А-а… Ну как вы там?

– Как-то не очень, – признался я. – Мою машину взорвала громадная бомба.

– Что?! Я полагаю, вас там в это время не было?

– Нет. Иначе не был бы таким живым.

– Разумеется. – По какой-то причине сейчас Кронауэр говорил не так складно, как обычно. Возможно, дело было в позднем часе. – Что ж, полиция уже приехала?

– Да, – подтвердил я. – И ФБР. Причем полицию представляет не кто иной, как детектив Андерсон.

– А-а… Тот самый, что вечно строит вам козни?

– Он самый. Уже успел обвинить меня в том, что я взорвал собственную машину, и отвесил мне пощечину. Со всей силы.

– Свидетели есть? – спросил Кронауэр уже бодрее.

– Другой коп. Патрульный. Офицер Пух. Мелани Пух.

– Черт, жаль. Коп никогда не согласится давать показания против другого копа.

– Она может, – заметил я. – Федералам уже все рассказала.

– Неужели? – удивился Кронауэр. – Ну что ж. Тогда, наверно, сможем зацепиться. Особенно если показания дадут агенты ФБР. О, кстати, они-то не считают, что это вы взорвали собственную машину?

– Вроде нет.

Кронауэр хохотнул:

– Хорошо, очень хорошо. Можете не верить, но это очень большой прорыв!

– Сейчас мне почему-то так не кажется, – признался я.

– Это пока. Завтра история с бомбой прогремит в новостях, и все узнают, что вы были целью преступников. Нет, право, это превосходно. Мы сможем выбить из общественности сочувствие. Это станет поворотной точкой в вашем деле.

– Неужели, – буркнул я.

– Совершенно точно. Не обманывайтесь, мистер Морган. Приговоры в девяти из десяти случаев выносят СМИ, задолго до того, как начнется судебное разбирательство. А если мы выстрелим с подобной новостью… Не люблю повторяться, но это и в самом деле большой прорыв.

– Что ж, хорошо. – Я не стал с ним спорить. А потом, несмотря на то что с Кронауэром я обычно старался держаться прилично, вдруг почувствовал смертельную усталость и громко зевнул. – Прошу прощения.

– Ничего страшного, вы, должно быть, устали, – быстро отозвался он. – Идите отдохните, поговорим утром. А, и кстати, – сказал он непринужденно, – где вы будете ночевать?

– Пока не знаю. Найду какую-нибудь гостиницу.

– Разумеется. – Тон его снова стал деловым. – Выспитесь и позвоните мне завтра.

– Хорошо.

– Спокойной ночи, – весело пожелал адвокат и повесил трубку.

Совет Кронауэра звучал превосходно. Выспаться. Мечта об этом уже казалась мне несбыточной. Сон стал сродни чему-то мифическому, что доступно лишь героям эпических саг. Он стал моим Белым китом [45] Отсылка к роману Генри Мелвилла «Моби Дик, или Белый кит». . Но я еще не настолько устал, чтобы спать прямо здесь, в вестибюле, окруженный Андерсоном, безумными мафиози и пыльными, побитыми плесенью шторами. Легкого отдыха мне было недостаточно, к тому же снова оказаться на сальном диване я бы не рискнул. Иного выхода у меня не было: я покинул вестибюль, дошел до своего бывшего номера и стал снаружи, неловко дожидаясь, когда судмедэксперты уйдут восвояси. После я зашел в комнату, надел рубашку, собрал свои пожитки и, добравшись наконец до сотового телефона, вызвал такси.

К тому времени, как приехало мое такси, я с помощью мобильного нашел себе новую гостиницу всего в нескольких милях от этой. Но уже, называя адрес водителю, я в последнюю секунду передумал и, решив перестраховаться, велел везти меня в аэропорт. Это означало, что мы еще битый час проколесим по городу, но по крайней мере приспешники Рауля меня не найдут. Оказавшись же в аэропорту, я решил еще больше запутать следы и некоторое время просто ходил, пытаясь обнаружить «хвост». Потом я дважды покатался на поезде вокруг аэропорта, пару раз сойдя на случайных остановках и убедившись, что за мной не следят, и в конце концов сел на автобус и поехал до отеля в Корал-Гейблс, откуда поймал еще одно такси и помчался прямиком в крошечную гостиницу в Хомстеде. Там, еле живой, я, шатаясь, поднялся на третий этаж и рухнул на кровать прямо в одежде.

Последней моей мыслью было, что кровать мне наконец-то попалась жесткая… а потом я моргнул, и часы на прикроватной тумбочке сообщили, что еще без семи минут двенадцать. Быть такого не может! Когда я лег на кровать, было далеко за полночь, отчего же сейчас время повернулось вспять?

Я вновь закрыл глаза и попытался сообразить, как такое может быть, но это оказалось непросто. На секунду мне подумалось, что, пока я спал, время текло назад и дошло до того момента, когда я в эту комнату еще не пришел. Несколько приятных минут я провел, размышляя, что скажу второму себе, который вот-вот войдет в номер. Но потом я открыл глаза и под тяжелыми шторами на окнах заметил просвет. Ага, значит, уже день. Я проспал всю ночь и все утро. Солнце уже взошло. Это все объясняет.

И все-таки какая жалость. Я уже было понадеялся поговорить с самым интересным собеседником, которого довелось бы мне встретить в жизни, – с самим собой!

Я перевернулся на кровати и сел. Все болело. Тело одеревенело, как будто я десять раундов дрался с чемпионом в тяжелом весе. В смысле, с кем-то одним (их в последнее время развелось уж больно много). Хотя, черт его знает, может, и со всеми по очереди. Плюс ко всему каждая осколочная ранка нестерпимо жгла, в висках пульсировало, челюсть болела от Андерсоновой пощечины, и в левой стопе что-то защемило.

Я усиленно пытался приободрить себя мыслями, но кроме «я жив!» ничего хорошего в голову не приходило. Да и эта мысль не особо радовала.

Я опять глянул на часы. Без трех минут двенадцать. Хорошо уже то, что время идет вперед, как ему и полагается. Я осторожно поднялся с кровати. Было так больно, что с минуту я просто стоял, надеясь, что кровообращение утихомирит боль. Вскоре нога у меня почти перестала болеть, правда, в остальном ничего не изменилось. Ладно, а ведь в самом деле – хорошо, что я жив. Оставаться в живых все-таки дело не самое простое.

Я бы похлопал себя по спинке за хорошо проделанную работу, но решил не испытывать свое занемевшее тело.

На столе я заметил маленький электрический кофейник. А вот это уже другое дело! Как только кофе забурлил и первый ароматный дымок достиг моего носа, мозг мой вдруг очнулся, и я вспомнил слова Кронауэра: «Завтра история с бомбой прогремит в новостях». Я в очередной раз поглядел на часы. Одна минута первого.