Наталья Александрова - Месть через три поколения

— Господин Сикорский! — дрожащим голосом окликнула она.

Никто не отозвался, и ноги не шевельнулись. Шеф оттолкнул Ингу и одним прыжком оказался возле стола.

— Ах ты… — По его голосу Инга поняла, что они опоздали.

— Не смотри! — приказал он, но ноги сами понесли Ингу вперед.

Сикорский сидел за столом, упав вперед. Перед ним расположился ноутбук с темным погасшим экраном. Плечи и руки Сикорского лежали на столе, а голова…

Головы не было, вместо нее по столешнице расплывалась большая лужа крови.

— Господи! — В глазах у Инги потемнело, чтобы не упасть, она схватилась за ручку кресла.

Внезапно экран компьютера ожил, там медвежонок Винни-Пух шел в гости вместе со своим другом Пятачком и пел голосом артиста Леонова:

— Если я чешу в затылке — не беда!

В голове моей опилки — да-да-да!

Инга почувствовала, что она сходит с ума.

— Идем! — Шеф теребил ее, тряс и даже слегка похлопал по щеке. — Нужно уходить отсюда как можно скорее! Эти, из «Мясоеда», вернутся, на тебя же подумают!

— Но голова, — бормотала Инга, — где его голова?

— Теперь это уже не должно нас волновать, — Шеф буквально волоком тащил ее к двери, — голова найдется, вот увидишь, куда она денется.

— Где Сикорский? — Толстяк с гладкой лысиной в который раз нажал кнопку селектора.

— Не знаю, Викентий Викторович, — ответил растерянный голос секретарши, — на проходной сказали, что он сегодня не приезжал.

— Сам знаю, что не приезжал, — проворчал Разуваев, — если бы приехал, то в кабинете бы находился, не в морозильнике же ему гулять вместе с тушами. Вы ему звонили?

— Звонила, Викентий Викторович, — с готовностью ответила секретарша, — и домой, и по мобильному. Не отвечает.

— Не отвечает или отключен?

— Мобильный отключен, а дома не отвечает.

— Черт знает что! — Разуваев с досадой швырнул на стол дорогую паркеровскую ручку, затем вытер клетчатым платком обильно потевшую лысину.

Скоро будет звонить Леопольд Давыдович и требовать доклад по делу. Он очень обеспокоен убийством директора фирмы Ольги Черкизовой, потому что не может понять, кто за этим стоит. И требует скорейшего выяснения этого вопроса, оттого и звонит так часто. А Сикорского нет нигде.

Вот куда он подевался? Его, Разуваева, опытного работника, он просто отодвинул в сторону, как… как ненужный предмет мебели, к примеру, ломаный стул. И даже не считает нужным посвящать его в свои дела — сам, дескать, справлюсь. И как-то так получилось, что у него оказались везде свои люди.

Те, что остались после Селезнева, оказались преданы не ему, Разуваеву, а этому выскочке Сикорскому, который и понятия не имеет об оперативной работе. Нет, все же кое-что он сумел выяснить, Сикорскому повезло найти ту самую девицу, что была на фирме во время убийства Черкизовой.

Разуваев снова обтер платком лысину и вздохнул. Нужно что-то делать.

— Оксана, пригласите ко мне тех двоих, кто ездил вчера с Сикорским на операцию. — Как их там, Ветров и Топталов.

Парни явились и под нажимом Разуваева выдали ему адрес той самой квартиры, где допрашивали девицу, которая якобы что-то знала о пропавшей секретарше. Она призналась, что знает ее настоящую фамилию и адрес. Сикорский послал их по этому адресу, но квартира оказалась опечатана, и удалось только выяснить, что проживающая по этому адресу Григоренко Мария Дмитриевна найдена мертвой в приемном покое больницы Святого Варсонофия, бывшей Седьмой городской.

Полиция открыла дело, но пока ничего определенного сказать не может. Покойная Григоренко внешне похожа на пропавшую секретаршу, но больше никаких сведений нет. Они пытались дозвониться до Сикорского с докладом, но получили от него приказ в виде эсэмэски, что операция завершена и они свободны до завтрашнего, то есть уже до сегодняшнего утра.

— Ехать немедленно на ту квартиру, — распорядился Разуваев, — если Сикорского там нет, все там обследовать, мне немедленно доложить обстановку. Ну, живо! Работнички…

Парни выскочили за дверь, как будто их сдуло ветром. Разуваев в который раз протер платком лысину и задумался. Интуиция подсказывала ему, что с Сикорским не все ладно.

Да и черт с ним, хоть бы и совсем пропал проклятый выскочка. Только вот как обратить его неприятности себе на пользу и выставить себя перед Леопольдом Давыдовичем в наилучшем свете?

Его отвлек шум в приемной. Радостному голосу секретарши вторил мужской игривый смех, затем хлопнула дверь, и все стихло.

— Что еще за шуточки? Нашли время, — пробурчал Разуваев и решил посмотреть сам.

— Оксана, что у вас тут? — спросил он недовольным голосом, выглядывая в приемную.

На столе у секретарши стояла большая коробка. На ней были нарисованы разные пирожные и торты, разукрашенные пышными кремовыми розами.

— Ой, Викентий Викторович! — закричала Оксана. — Это вам торт принесли на день рождения!

— Кой черт, — пробурчал Разуваев и вспомнил, что у него и правда день рождения через два дня.

— Надо же, и кто это вспомнил, — растерянно сказал он. — Открывайте уже.

Оксана разрезала ножницами яркую ленту и аккуратно подняла высокую крышку. И тут же завизжала.

В коробке, обложенная мягкой бумагой, лежала голова Сикорского, и очки в золотой оправе зловеще поблескивали.

Разуваев пошатнулся, но его привел в себя дикий, совершенно нечеловеческий визг секретарши. Она топала ногами и махала руками, так что голова Сикорского склонилась набок и очки слетели. Глядя в пустые мертвые глаза своего врага, Разуваев подумал, что все не так плохо, теперь уж Леопольд Давыдович назначит его главой службы безопасности, больше просто некого.

— Вот что, Инга, — сказал Шеф непривычным для него слишком твердым и серьезным голосом, — пора принимать меры.

— Это как? — устало поинтересовалась Инга, с тоской глядя на пейзаж за окном.

Было от чего тосковать. Вчера поздно вечером Шеф привез ее сюда, в эту маленькую неуютную квартирку в спальном районе у черта на куличках. Они долго ехали в темноте, так что Инга потеряла направление. Теперь она понятия не имела, в какой точке города они находятся — на севере, на юге…

Дом стоял наособицу, с одной стороны от него был пустырь с огромной лужей посредине. По очертаниям лужа напоминала Каспийское море, каким Инга помнила его по школьным картам. С другой стороны была старая железнодорожная ветка. За все утро не проехал по ней ни один поезд.

Справа виднелось бетонное строение самого мрачного вида — без окон, без дверей. За путями начиналась промышленная зона — серые безликие корпуса, кое-где огороженные старыми заборами, многочисленные трубы не дымили, из чего Инга сделала вывод, что завод, что бы он ни производил, в данный момент бездействует. Но изредка приезжали машины — заляпанные грязью фургоны, грузовики с продранным верхом — все какое-то ветхое, бывшее в употреблении.