Рут Уэйр - В темном-темном лесу

Она выпрямилась, потирая спину, и некоторое время мы втроем молча смотрели в окно. Ничего красивого я не видела. Холодный, голый, безжалостный лес. Впрочем, озвучивать свое мнение я не стала, а задала Фло вопрос, который мучил меня весь день:

– Слушай, а это были твои следы утром на снегу? Ты выходила с утра из дома?

– С утра? – удивилась Фло. – Во сколько?

– Рано. Я вернулась с пробежки около восьми, следы уже были. Может, они и раньше появились, я не обратила внимания.

– Нет, тогда не мои. А где они были?

– Между гаражом и черным ходом.

Фло нахмурилась.

– Это точно не я. Очень странно. – Она задумалась, прикусив губу, и вдруг сказала: – Пойду-ка я запру на ночь все двери. А то потом забудем еще.

– Ты думаешь, кто-то чужой приходил?!

Фло замялась.

– Ну… у тети были проблемы на стадии строительства. Посыпались жалобы – местным не по-нравился дизайн, не понравилось, что хозяева не планируют жить здесь постоянно, и насчет места была куча возражений…

– Та-ак… – протянул Том. – Только не говори мне, что это священная земля каких-нибудь индейских племен!

Фло оценила шутку – заулыбалась и хлопнула его по руке рулоном бумажных полотенец.

– Да ну тебя, какие индейцы! Нет, земля не священная, но тут заповедник. Мы не то на границе, не то вообще на его территории. Тетя смогла купить участок только потому, что тут уже стоял старый дом. Тетя обязалась его сохранить и достроить. Но местным не понравился макет, якобы он не соответствовал духу оригинала… Короче говоря, когда дом был наполовину достроен, случился пожар, и скорее всего, это был поджог, хотя доказать ничего не смогли.

– Господи! – в ужасе выдохнул Том и посмотрел в окно, будто ожидая увидеть там приближающуюся толпу с пылающими факелами.

– Да ничего страшного! – заверила Фло. – Во время пожара тут никого не было, и вообще тетя от этого только выиграла – страховая выплатила ей немалую сумму. К тому же сгорело все до основания, так что ей больше не пришлось морочиться с сохранением остатков старого дома. В общем, тот, кто устроил поджог, оказал ей услугу. Хотя ее отношение к соседям это, конечно, подпортило.

– А что, есть соседи? – спросил Том.

– Ну да, несколько домов примерно в миле вон в ту сторону. И еще ферма в долине.

– Знаете, меня пугают даже не сами следы, – проговорила я, размышляя вслух, – а то, что, если бы не снегопад, мы вообще не узнали бы, что здесь кто-то был.

Мы посмотрели на нетронутый снежный ковер, укрывший ведущую к лесу тропу. Следы, которые я оставила утром, давно засыпало. Теперь вообще ничего не свидетельствовало о том, что тут ступала нога человека.

Фло подергала створку окна. Заперто.

– Вот и хорошо, – бодро проговорила она. – Сейчас еще проверю черный ход и предлагаю сменить эту мрачную тему и пойти выпить.

– Поддерживаю, – серьезно ответил Том.

Он взял мой пустой бокал и смешал мне двойную порцию джина с тоником. Я не стала возражать.

Язашла в комнату переодеться к ужину и обнаружила Нину сидящей на кровати и закрывшей лицо руками. Она посмотрела на меня, и вид у нее был такой бледный и замученный, такой непохожий на ее обыкновенную саркастичную веселость, что я с тревогой заглянула ей в глаза.

– У тебя все нормально?

– Да. – Она откинула с лица блестящие черные волосы и встала. – Я просто… просто меня тут все достало! Такое чувство, что я снова в школе и вспоминаю все, что в себе тогда ненавидела. Как будто машина времени на десять лет назад.

– Ну, не знаю…

Я села на кровать и задумалась. Хотя вчера ночью у меня были такие же мысли, при свете дня они уже казались несправедливыми. Та Клэр, с которой мы дружили в школе, не стала бы терпеть Фло ни секунды. А если и стала бы, то разве что для какой-то своей цели. Поддакивала бы ее тупым замечаниям, провоцируя ляпнуть что-то особенно глупое, а потом расхохоталась бы, тыкая в нее пальцем. Сейчас я была поражена ее терпением. Очевидно же, что у Фло не все в порядке с головой, и меня восхищало то, с каким состраданием Клэр к ней относится. Я бы не смогла вынести общение с этой бедной дурочкой не то что десять лет – десять дней. Так что Клэр явно стала гораздо великодушней и добрей.

– Вообще-то Клэр сильно изменилась, – проговорила я. – Сделалась более… – Я умолкла, подбирая правильное слово, характеризующее преображение Клэр, но так и не нашла: – Добрей сделалась, что ли…

– Люди не меняются, – едко заметила Нина. – Они просто с годами учатся лучше скрывать свою истинную сущность.

Я прикусила губу. Это правда? Но я ведь изменилась! Или, по крайней мере, все время это себе повторяла. Я стала уверенней в себе. Более самодостаточной. Все школьные годы я бежала к друзьям в поисках одобрения и поддержки. Хотела быть частью стаи, хотела влиться. Когда же в конце концов убедилась, что это невозможно, то стала даже счастливее – хотя, пожалуй, и более одинокой.

Не исключено, что Нина права и я просто научилась скрывать в себе стеснительного, отчаянно ищущего чужого одобрения ребенка. Может, моя новая личность – лишь тонкий внешний слой, готовый в любой момент болезненно облупиться.

– Не знаю… – продолжила Нина. – Просто… все эти разговоры за обедом совершенно невыно-симы.

Да, разговоры за обедом действительно были невыносимы – обсуждалась исключительно свадьба: где она будет, какое платье у невесты, какие у подружек, нормально ли подавать копченый лосось в качестве закуски и почему в вегетарианский сет всегда включают козий сыр. Я как-то упустила момент и не созналась, что не приглашена; надо было пошутить по этому поводу в первый же вечер. Теперь же все восприняли бы это как намеренный обман, и я волей-неволей оказалась в плену собственной лжи по умолчанию.

И сочувственные взгляды, которые бросала на меня Клэр, ничуть не помогали.

– Не то чтобы Клэр прямо зациклена на своей свадьбе, – говорила Нина, – все-таки этим вместо нее заморачивается главная подружка. Но если я еще хоть раз услышу о сувенирах для гостей, о восковой эпиляции, о речи шафера… Ты вообще представляешь Джеймса посреди всего этого?!

Я намеренно старалась не думать о Джеймсе на этой свадьбе – как берегут затянувшуюся ссадину, опасаясь содрать коросту. Но теперь, в ответ на прямой вопрос, я попыталась. Тщетно. Образ Джеймса вообще не вязался с этой пошлостью. Тот Джеймс, которого я помнила, брил затылок, а длинные волосы на макушке собирал в пучок. Тот Джеймс как-то надрался виски из отцовского бара и в полночь влез на пришкольный памятник жертвам войны, чтобы декламировать оттуда стихи Уилфреда Оуэна. Тот Джеймс помадой написал слова из песни «Пинк Флойд» на машине директрисы в последний день летних каникул. Я не могла представить, как тот Джеймс в смокинге чинно целует в щечку маму Клэр и заставляет себя смеяться над выстраданными шутками в речи шафера.