Джон Коннолли - Любовники смерти

– Вот черт! – сказал он.

Брэд покраснел, хотя и знал, что ни в чем не виноват.

– Дальше – больше. Посмотрите на второй лист. Это было вырезано на дереве около тела парня по имени Бобби Фарадей.

На этот раз Росс выругался покрепче.

– Третий был вырезан на стене рядом с задней дверью дома Фарадеев. Считается, что они сами покончили с собой, но начальник полиции, парень по имени Дэшат, не очень в этом уверен. Потребовалось пять дней, чтобы найти это.

– И мы узнаём об этом только теперь?

– Полиция штата никогда не передает сведения дальше. Это вроде как их владения. В конечном итоге Дэшату надоело отсутствие какого-либо прогресса, и он передал через их голову.

– Достань мне все, что сможешь, по делу Мак-Реди и Фарадеев.

– Бумаги уже в пути, – сказал Брэд. – Должны быть здесь в течение часа.

– Пока иди, дождемся их.

Брэд сделал, как сказано.

Росс положил бумаги рядом с фотографиями, которые лежали у него на столе с утра. Снимки были сделаны на месте вчерашнего преступления на Хобарт-стрит, и на них был виден символ, нарисованный кровью Микки Уоллеса на стене кухни.

Россу сообщили об убийстве через час после обнаружения тела Уоллеса, и он попросил, чтобы снимки и копии всех документов по этому делу были ему доступны к девяти утра на следующий день. Увидев символ, Росс сразу начал уничтожать следы. Он позвонил на Полис-Плаза, и символ со стены кухни стерли. Все, кто присутствовал на месте преступления, были предупреждены, что символ имеет критическое значение в деле, и любое упоминание о нем вне непосредственно расследующей дело группы приведет к дисциплинарным взысканиям и в конечном итоге к увольнению без права обжалования. Была установлена дополнительная защита на полицейские материалы, относящиеся к убийству подростков в Перл-Ривер, стрельбе в Герритсен-Бич и несчастному случаю с Питером Аккерманом на пересечении Семьдесят восьмой и Первой девятью месяцами раньше. Установленная защита не давала доступа к этим материалам без личного разрешения Росса и заместителя комиссара Нью-Йоркского полицейского департамента по разведке и оперативной работе, хотя все эти материалы были аккуратно «стерилизованы» после событий в Перл-Ривер, и были приняты меры, чтобы о любых совпадениях, которые могли обнаружиться позднее, сообщалось в офис комиссара полиции и, после соответствующей проверки, в подразделение № 5. Все запросы насчет этих материалов должны были немедленно включать сигнал повышенной опасности.

Росс понимал, что на смерть репортера, пусть даже бывшего, слетятся, как мухи, другие репортеры, и обстоятельства смерти Уоллеса, убитого в доме, где случились два громких убийства десятью годами раньше, привлекут еще больше внимания. Было важно прикрыть расследование колпаком, но его нельзя было держать слишком плотно, чтобы особенно рьяные репортеры не почувствовали, что от них что-то скрывают. Поэтому совместно с Нью-Йоркским полицейским департаментом было принято решение, что средствам массовой информации покажут благожелательное лицо, а серия тщательно контролируемых неофициальных брифингов распространит достаточно сведений, чтобы держать журналистов на поводке, на самом деле не разглашая ничего, что могло бы оказаться опасным для проведения расследования.

Росс провел пальцем по фотографии символа на стене, потом собрал копии четырех разных фотографий из разных папок на столе. Вскоре весь стол покрыли разные варианты одного и того же образа: символы, выжженные на теле, вырезанные на дереве, высеченные на камне.

Росс повернул свое кресло к окну и взглянул на город. Потом набрал номер по защищенной линии связи. Ответил женский голос.

– Соедините меня с раввином, пожалуйста, – сказал Росс.

Через несколько секунд Эпштейн был на линии.

– Это Росс.

– Я ждал вашего звонка.

– Значит, вы слышали?

– Прошлой ночью мне позвонили, чтобы предупредить.

– Вам известно, где сейчас Паркер?

– Мистер Галлахер предоставил ему ночлег.

– Это всем известно?

– СМИ об этом не знают. Мистер Галлахер, когда понял, что, может быть, придется провести спасательную операцию, предусмотрительно снял номерные знаки.

Росс воспринял это с облегчением. Он знал, что вне досягаемости для Нью-Йоркского руководства репортеры уже пытались выследить Паркера в баре, где он работал в штате Мэн. После звонка в местное отделение ОНБ в Портленде с запросом на патрулирование его дома были обнаружены две припаркованные рядом машины и телевизионный фургон, а владелец «Великого заблудшего медведя» сообщил агенту, что ему пришлось повесить на двери знак «Репортерам вход запрещен». Чтобы убедиться, что его требование выполняется, он нанял охранять вход двух здоровенных амбалов в наспех изготовленных футболках с таким знаком. По словам агента, когда он пришел в бар, амбалы уже вышли на работу. Он сообщил также, что в жизни не видел человеческих существ такой ширины.

– А где он сейчас? – спросил Росс.

– Сегодня утром Паркер покинул дом Галлахера, – ответил Эпштейн. – Не имею представления, где он.

– Вы говорили с Галлахером?

– Он сказал, что не знает, куда он направился, но подтвердил, что теперь Паркеру все известно.

– Значит, он собирается разыскать вас.

– Я подготовился.

– Я вам вышлю один материал. Возможно, вас заинтересует.

– Что за материал?

– Символ, найденный на теле женщин, убитых у залива Шелл-Бэнк и в Перл-Ривер. Передо мной лежат еще три версии этого символа – одна двухлетней давности, а другие этого года. Все случаи связаны с несомненными убийствами.

– Она оставляет знаки для Другого.

– И теперь ее визави расписался кровью в старом доме Чарли Паркера, так что он делает то же самое.

– Пожалуйста, держите меня в курсе.

– Хорошо.

Они попрощались и повесили трубки. Росс снова вызвал к себе Брэда и велел отследить входящие и исходящие звонки с мобильника Паркера и приставить двоих людей к раввину Эпштейну.

– К концу дня я хочу знать, где находится Паркер, – сказал он.

– Хотите, чтобы его доставили к вам?

– Нет, просто хочу убедиться, что с ним ничего не случилось.

– Не поздновато ли, сэр?

– Пошел к черту! – рявкнул Росс, но про себя подумал: устами младенца…