Андерс Рослунд - Сделано в Швеции

Хотя теперь он знал, что речь шла о семье.

Три брата. Друг детства. Подружка. И отец.

Целая семья.

Ему бы следовало отпраздновать успех, смеяться, ликовать. Но он не мог. Четырнадцать месяцев – и ничего такого.

Наверно, зря он позвонил ей. Наверно, причина в этом.

Но он думал, так будет правильно.

… Он вышел из полицейского участка Хебю к припаркованной машине, которую полностью занесло снегом. Принес лопату, стоявшую у входа в участок, перекидал занос с проезжей части на тротуар, потом рукавом смел снег с крыши, с окон и капота, соскреб упрямую ледяную корку с ветрового стекла. Медленный обратный путь среди хаоса, вызванного снегопадом. Он добрался до Энчёпинга и оттуда позвонил первый раз. Они давно не разговаривали. Последние несколько месяцев виделись только на совещаниях, в компании других коллег по разные стороны квадратного стола, или мимоходом здоровались, направляясь по коридору в разные стороны. Он набрал номер, но после первого же гудка отключил соединение. Минут через десять – двадцать позвонил еще раз. И отключился, когда она ответила. Проехал еще несколько десятков километров, неподалеку от Якобсберга опять позвонил, она ответила только после четырех гудков, и голос был резкий, а он молча сидел с телефоном в руке.

– Джон, я знаю, это ты.

Бронкс поднес телефон к левой щеке и уху.

– Джон, что ты там делаешь?

Он крепко стиснул телефон.

– Джон, послушай…

– Все закончилось.

– Закончилось? – Голос Санны изменился, стал не таким резким. – Я давно пытаюсь тебе растолковать! Очень рада слышать, хорошо, что ты понял, Джон, я…

– Нет, я имею в виду, с ними все закончилось.

– Прости?

– Мы их взяли. Сегодня вечером. В Хебю. Это они. Три брата и их друг детства. Младшему только что исполнилось восемнадцать. Все без судимостей. Мы гонялись за кучкой сопляков, которые всю Швецию на уши поставили. Четырнадцать месяцев – и вот все кончилось, Санна.

Некоторое время было тихо, ни один толком не знал, что сказать. И можно было слышать две жизни. Она слышала человека в машине, едущего куда-то. Он слышал голоса в доме, слышал человека, окруженного людьми.

Детские голоса. Один хнычущий, другой зовет маму.

– Джон?

– У тебя… там дети?

– Ты нас разбудил.

– У тебя есть дети?

– Двое. Девочка, четырех лет. И мальчик, ему почти два.

– Ты никогда не говорила.

– А зачем?

Голоса стали отчетливее, словно она повернула трубку, чтобы он лучше слышал разбуженных детей.

– Джон?

Она говорила, что хочет поставить точку, что ей это необходимо. А он не понял, что речь шла о таком окончании.

– Сегодня сочельник. Вечер. Через несколько часов… Я должна…

– Счастливого Рождества.

– Знаешь, Джон…

– Это все. Счастливого Рождества.

Он поехал дальше, в столицу. И сделал крюк сквозь продолжающийся густой снегопад. Мимо Северного кладбища и засыпанной снегом могилы.

Мимо того, о ком он чаще думал после его смерти, нежели при жизни.

Затем по городу, который скоро проснется и останется по домам в семейном тепле, среди рождественских подарков. В полицейское управление, безлюдное и сейчас, и часом раньше, когда он приехал сюда.

Целая семья. И ее конец.

Часом раньше он прошел в кабинет, сдвинул в сторону груды папок. Скоро материалы расследования покинут его стол, станут материалом прокуратуры в будущем процессе – четыре тысячи страниц предварительного расследования девяти ограблений банков и одного инкассаторского автомобиля, кражи 221 единицы автоматического оружия, попытки шантажировать полицию и взрыва бомбы на стокгольмском Центральном вокзале. А он начал готовиться к новому предварительному расследованию. К тому, что лежало в заклеенной коробке, которая так долго стояла здесь, служа посетительским стулом.

Он разрезал скотч, несколько раз обернутый вокруг коробки, открыл крышку и вышел из кабинета. В пустынный коридор, на кухню, к остаткам глинтвейна и имбирному печенью в корзинке.

Вернулся в кабинет.

Озабоченно прошелся несколько раз вокруг открытой коробки.

Семья. Точка.

Он словно воочию увидел Сэма между двумя охранниками, выходящего из комнаты для свиданий в тюрьме, расположенной в двухстах с лишним километрах отсюда, увидел, как Сэм обернулся к нему и прошептал: Я больше не желаю тебя видеть.

Решение Джон Бронкс принял еще тогда. Подошел к коробке, ждущей, чтобы ее открыли. Толстая пачка документов под пустыми папками и старыми календарями, которые он зачем-то положил сверху. Еще одно расследование. Восемнадцать лет назад оно стало основой другого судебного процесса и пожизненного приговора.

Санне он уже позвонил, и оказалось, у нее двое детей. Где теперь живет мать, он даже и не знал. Звонить Сэму бесполезно, ведь речь идет о нем.

Он вытащил хрупкую верхнюю страницу.

ОКРУГ: Стокгольм

ОТДЕЛ: Насильственные преступления

ПРЕСТУПЛЕНИЕ: Убийство

Все долгие годы, от подростка до вполне зрелого мужчины, он ни разу не прикасался к этому делу.

Первые страницы такие же, как в любом предварительном расследовании, над которым ему доводилось работать. Первичный отчет. Затем список государственных защитников. Второй отчет. Затем краткие сведения о личности. Распечатка срочного звонка отчаявшейся и перепуганной женщины в 2:32 утра.

А вот и они, двадцать три страницы первичного допроса, где кончалось всякое сходство. Допроса шестнадцатилетнего Джона Бронкса.

Он даже не помнил, что кто-то говорил с ним.

ДОПРАШИВАЮЩИЙ. Ты знал? О том, что задумал твой брат?

Д. Б. Знал?

ДОПР. Он тебе сказал, что намерен убить отца?

Странно. Он совершенно ничего не помнил. Не помнил собственных ответов, пока не прочитал. Сам бы вполне мог быть тем полицейским, который вел допрос. Ведь и был им в каждом расследовании. И наверно, опять станет им, завтра, когда начнутся допросы отца, старшего брата, среднего брата, младшего брата.

ДОПР. Нож, Джон?

Он точно знал, каков будет следующий вопрос. Еще не прочитав его. Задача полицейского – отыскать правду, внести порядок в ход событий.

Он знал вопрос, но не знал ответа. Иногда… она вечно притворяется, будто потеряла сознание. Ответы у каждого свои. Неужто непонятно, что он заслужил? Собственные объяснения своего насилия. Если б я хотел ее убить… то убил бы. Он знал вопрос, но никогда не знал ответа – ни тогда, ни сейчас.

ДОПР. Я вот думаю, Джон, может, и ты тоже держал нож?

Попозже, когда вернется, он будет читать дальше. Допрос матери. Допрос Сэма. Отчет криминалистов, с фотографиями кровати, и окровавленных простынь, и ножа с мелкими зубчиками для чистки рыбы. И отчет о вскрытии человека с тремя ранами в груди возле сердца. Но прежде надо навестить того, кого он знал и все же не знал.