Андерс Рослунд - Сделано в Швеции

Это недалеко, даже на улицу выходить не нужно. Три запертые двери, через отдел уголовного розыска стокгольмской городской полиции, через Интерпол, защиту свидетелей и отдел криминалистики в здание повыше, выходящее на запад, – Государственная служба безопасности, Национальный полицейский совет, отдел прослушки и крунубергский КПЗ. Он не бывал здесь с минувшей весны, когда ему помогли проанализировать два долгих ночных разговора; чем больше рассуждали о необходимости сотрудничества между отделами, тем меньше оно имело места на деле.

На сей раз Бронкс лифтом поднялся на восьмой этаж. Вышел из лифта и постучал в дверь тюремной охраны. Глубокая ночь, и пришел он без предупреждения. Однако же дружелюбный молодой человек по ту сторону стекла открыл свое окошко и сказал, что если инспектор Бронкс подождет минуту-другую, то скоро сможет посетить подозреваемого, которого доставили несколько часов назад и поместили в западном крыле.

Он сел и стал ждать.

От расследования восемнадцатилетней давности – в КПЗ.

От одной семьи к другой.

Что такое семья? Совершенно непонятно.

Вероятно, семья – нечто крепкое, сильное, с неотъемлемой солидарностью, и оттого насилие там ярче, ощутимее, страшнее, оборачивается внутрь, против своих, против тех, кого сплоченность должна защитить.

– Бронкс?

Поговорить не с кем. Не с кем поделиться, пока не станет слишком поздно. Иногда все кончается на кладбище. Иногда – здесь.

– Бронкс? Алло?

– Да?

– Входите.

Из первой камеры донесся крик – кошмарный сон или страх, они звучат одинаково. Дальше три безмолвные камеры. Потом шумы из двух камер, но не крики, один вроде как отжимался, а второй говорил сам с собой – когда дни превращаются в недели, а недели в месяцы, легко перепутать время суток.

Приблизительно в середине коридора. Камера предварительного заключения № 7.

– Вы точно хотите поговорить с ним наедине?

– Да.

– Если хотите, могу дать вам оповещающее устройство. Оно маленькое, уместится в кармане. На всякий случай.

– Спасибо. Не нужно. Я ненадолго.

Ключи охранника звякнули по двери, когда их дважды повернули в замке.

Джон Бронкс открыл тяжелую стальную дверь. На нарах, глядя в стену, сидел высокий, атлетического сложения блондин, куда моложе, чем он думал.

– Я Джон Бронкс. Тот, кто вел расследование.

Блондин не сводил глаз с серого бетона.

– Какое расследование?

– По ряду ограблений банков. Весьма значительной краже оружия. И взрыву бомбы, который квалифицируется как терроризм.

– Не знаю, о чем вы говорите.

– Думаю, знаете… Анна-Карин. И об этом мы побеседуем завтра.

– Никаких бесед завтра не будет.

– Раньше вы со мной говорили. Люди вроде вас иногда так делают. Говорят. Чтобы для их младших братьев дело не кончилось плохо.

Заключенный был в белой фуфайке и коричневых брюках с логотипом исправительного учреждения. Точно так же одет и парень, сидящий перед ним в эту минуту.

Парень обернулся. Голубые глаза. Тонкие губы.

Вот он какой.

– Я не стучу. Мы не стучим. Нет у нас такой привычки.

Он опять отвернулся, уставился в бетонную стену.

– Можете уходить. Я не хочу и не вижу необходимости говорить с вами.

Джон Бронкс помедлил в душной камере. Вдыхая казенную пыль.

– Я тоже не собираюсь с вами говорить. Я приходил не за этим.

Он шагнул в коридор, придержал дверь, дожидаясь охранника с ключами.

– Просто хотел увидеть тебя без маски, Старший Брат.

Время.

Он всегда точно знал, сколько у него времени.

На руке уже нет часов с красными стрелками и светло-коричневым кожаным ремешком. Папиных часов. Впрочем, они ему не нужны, по-настоящему он никогда в них не нуждался; когда он считал оставшееся время, часы всегда тикали у него внутри.

Тик. Жизни чуть меньше. Так. Жизни чуть меньше. Тик. Жизни чуть меньше.

Решетка прочных железных прутьев на окнах КПЗ. Отныне он не может и не должен делать то, что всегда, – думать временем. Он взаперти. И тот внутри, кто точно знает, сколько минуло секунд, сколько вдохов и выдохов, вообще потеряет способность дышать.

Без дней и сезонов ни одна сволочь до него не доберется.

Однажды он уже пробовал. И успешно. Если он не будет участвовать, откажется существовать с другими, запертая дверь станет просто дверью и он просто пройдет сквозь нее.

Люди в форме и тогда стояли снаружи. Дома. В квартире. Папа бросил бомбу, начался пожар, а мама и полиция ждали за дверью, которую он запер.

Феликс рядом с ним на кровати, Винсент у него на руках.

Мы пройдем прямо сквозь них. Прямо сквозь них.

Он и сквозь это пройдет. Сквозь дверь. Полицию. Допросы. Ничего не скажет, если не пожелает. Он взаперти, но сам решит, открывать рот или нет.

Каждый из них сидит за своей запертой дверью. Они не вместе. Но будут вместе, позднее. Так бывало всегда.

Если не думать временем и не считать его.

Если сейчас – это тогда, а тогда – сейчас.

Уходи (англ.).

К маме! Уходи (англ).

Открой дверь! (лом. англ.)

Ялла, ялла, открой дверь! (лом. англ.)

Открывай эту хренову дверь! (лом. англ.)

Открывай или умрешь! (англ.)

Заводи мотор! (англ.)

Заводи! Или я стреляю! (англ.)

Убью! Убью убью! (англ.)

Открой внутреннюю дверь (англ.).

Послушайте, дверь заперта. Кодом. Специальным кодом! Открыть можно только с центрального пульта… пожалуйста, пожалуйста… (англ.)

Понимаете? Ну пожалуйста! Открыть только с центрального пульта (англ^.

Куда… прошу вас, прошу… куда вы нас везете? (англ.)

Что… пожалуйста, прошу вас… что вы с нами сделаете? (англ.)

У меня… пожалуйста, пожалуйста… у меня дети! (англ.)

Не двигайся! (лом. англ.)

Мои дети! Смотри! Фотографии. Пожалуйста. Пожалуйста! (англ.)

Мой старший. Ему одиннадцать. Посмотри! (англ.)

А это… пожалуйста, пожалуйста, посмотрите… это… ему семь. Семь! (англ.)

Мои мальчики, пожалуйста, два сына, посмотри, посмотри, братья… (англ.)

Повернись (англ.).

Повернись! На живот! И лежи так! (англ.)

Я… не могу. Не могу! (англ.)

Уходим (англ.).