Виктор Точинов - Твари, в воде живущие (сборник)

Он совсем сбился и замолчал. Лукин решил ему помочь:

— То есть, если Валера погиб так, что ее могли каким-то образом обвинить, ей нет резона сочинять дикую и нелепую историю о таинственном монстре? Так?

— Так. Она ведь здешняя, хоть и учится сейчас в городе. Училась… И тайгу знает, и какие случаи порой в ней бывают… нехорошие… Уж могла бы придумать чего-нибудь. Дескать, поплыл утром, пока она спала, в тумане на рыбалку — и не вернулся… Вот и все — ищите тело.

Труп так и не нашли. Что, впрочем, не удивительно — два аквалангиста прочесывали заливчик около трех часов, а непогода могла унести тело незадачливого Ларискиного кавалера за несколько дней куда угодно…

— Вот следователь резон в таком вранье углядел, — продолжил Пашка. — У него все просто получается: убила, спрятала, и косит с глупой байкой под невменяемую. Сам-то Валерка парень был хороший, смотрел я на них и радовался, но вот папаша его… Короче, никто историю на тормозах не спустит… Хотя могли бы — нету тела, нет и дела, не слышал поговорку такую? Папаша в силе, будет давить на прокуратуру, те — на Ларису: признайся и покажи, где труп зарыла…

«А ты, милый друг, хочешь предъявить им убитого монстра, — с какой-то досадой за Пашку подумал Лукин, — хочешь, еще как хочешь… Желательно с какими-нибудь останками в желудке. И нечего отпираться — двустволку двенадцатого калибра, что ты с собой прихватил, еще как-то объяснить можно. Но шашки тротиловые зачем? На здешних озерах и удочкой со спиннингом за час нам на три дня рыбы наловить можно… Тебе легче уверить себя, что здесь действительно водится Лох-Несское чудище, чем признать, что родная дочь могла убить человека и съехать потом с катушек…»

— Что касается чудовищ… — продолжил Паша, внимательно посмотрев на Лукина. — По озерным чудищам ты, Игорь, у нас главный специалист: и в Якутию за ними ездил, и в Африку, и статьи писал в “Комсомолке”, и книжку сочинил, про это, как его… бембе…

— Мокеле-мбембе. “По следу мокеле-мбембе” книжка называлась, — машинально поправил Лукин, вглядываясь в озеро.

По дороге сюда он представлял его иначе, мрачной котловиной среди высоких, заросших лесом берегов, с постоянным комариным писком и с темной, загадочной водой.

Лукин бывал в подобных местах и знал, как давят они на психику, особенно если связана с озером какая-то местная легенда (а про мрачные места легенды складывают особенно охотно); знал, как легко принять шум от падения в воду дерева с подмытыми корнями или резкий взлет стаи уток за нечто таинственное и непонятное — тем более ночью, человеческие нервы и органы чувств по ночам всегда перенапряжены, это уже генетическое, со времен пещер и бродящих вокруг саблезубых хищников…

Но озеро, открытое и залитое солнцем, никаких мрачных мыслей не навевало, а значит наиболее вероятным становился другой вариант, довольно хреновый… Для Пашки хреновый.

Главный и самый неприятный вопрос он задал, когда они вернулись от берега к палатке:

— Скажи, Паша, а Лариса не увлекалась ничем таким… ну, таблетки всякие, галлюциногены? Если ты уверен, что не врала, могло ведь и действительно привидеться…

Последний раз Лукин видел Лариску озорной шестиклассницей, а теперь фактически спрашивал старого друга: не наркоманка ли его дочь, убившая дружка под кайфом? Очень не хотелось ему задавать такой вопрос…

Паша поморщился и долго молчал, массируя правую сторону груди и глядя на противоположный берег, где солнце почти исчезло в тайге. Ответил он со слегка напускным спокойствием:

— Не знаю, Игорь. Родители вообще много чего про взрослых детей не знают… Я ничего и никогда не замечал; мать, пока была жива, — тоже. Тесты делали… после рассказа ее — ничего не нашли. Но сам понимаешь, какие в нашей райбольнице тесты, разной гадости сейчас столько напридумывали…

«Вот так. По крайней мере открыто и честно. Вполне может быть, что завтра мы начнем поиски наркотического фантома по стандартному, отработанному во многих экспедициях алгоритму: осмотр берегов на предмет следов, расспросы аборигенов, буде такие имеются, прочесывание дна эхолотом (непременно засечем несколько подозрительных валунов и топляков). Как бы я хотел, Паша, чтобы мы чего-нибудь действительно нашли… Но именно потому, что я специалист и не раз имел дело с такими историями, знаю — шансов найти нужное тебе нет… Ни одного…»

Последние лучи окрасили воду в неприятно-красный цвет. И Лукин подумал — что-то мрачное в озере все же есть.

Утром никаких поисков не началось. Утром, лишь чуть развиднелось, была бешеная гонка обратно по лесным дорогам, и прыгающий в руках руль, и хрип-стон сквозь стиснутые зубы: “Держись, Пашка, держись…”

Он успел.

Успел и сам тому удивился, глянув на часы (потом, когда Пашку повезли куда-то вглубь больничного корпуса на каталке, торопливо отдавая на ходу указания) — глянул и удивился себе и старому уазику, прикинув, с какой скоростью промчался казавшуюся вчера бесконечной дорогу, при том еще и стараясь аккуратно объезжать всевозможные ямы и выбоины.

«Вот уж не знал, что я такой гонщик-экстремал… хоть сейчас на Кэмел-Трофи…»

На Кэмел-Трофи его приглашали — лет десять назад, когда пропаганда такого спорта у нас лишь начиналась, а звезда журналиста Игоря Лукина, непременного участника всех экспедиций за таинственным и загадочным, была в зените…

— Вы родственник? — седеющий врач, на вид ровесник Лукина и Пашки, подошел неслышно, удивительно легкой поступью для высокого грузного тела.

— Друг, — ответил Лукин после секундной паузы, с тревожным ожиданием глядя на врача. — Старинный друг…

— Инфаркт у вашего друга, состояние тяжелое, но стабильное, — безрадостно и утомленно сообщил эскулап казенную формулировку, помолчал и спросил тем же бесцветным тоном:

— Пили вчера?

— По сто пятьдесят грамм, за встречу… Большего уже и не позволяем себе как-то, да и не хочется… Наверное, отмеренную на жизнь цистерну уже осушили…

— Не стоило и тех ста пятидесяти… Павел Иннокентьевич у нас уже побывал… вы не знали? Почти год назад, вскоре после смерти жены… тогда все предынфарктным обошлось… Теперь вот с дочерью проблемы… Беречь нам себя надо, мужики…

«Да… вот она, провинция… все, всё и про всех знают… Интересно, зачем я сюда приехал, тоже знают?»

— И что теперь будет?

— Ничего особенного, недельку полежит в реанимации, потом — на общее, тогда и посещения разрешим… Ну а затем, после выписки — реабилитационный период, месяца три-четыре… А у вас, кстати, как с сердечком? Цвет лица что-то не очень…

— У меня все нормально, — сухо сказал Лукин, поднимаясь. — До свидания вам не говорю, примета дурная…