Виктор Точинов - Твари, в воде живущие (сборник)

— Это. И побыстрее. Плюс четыре… нет, восемь запасных обойм. Не патроны в пачках — именно снаряженные обоймы.

Продавец поскучнел.

— Значит, дружку… — констатировал он. — Эта штучка так просто не продается. Сначала вашему другу придется заполнить кучу бумажек, а потом ФБР будет добрый месяц проверять, не случалось ли ему сидеть на соседних толчках с Бен Ладеном…

— ФБР уже все проверило. — Элис вновь достала удостоверение.

Но продавец оказался не чета портье, и от недержания мочи явно никогда не страдал.

— Ну что, тогда, думаю, вам удастся вместо месяца управиться за пять дней, — утешил он.

— Я имею право временно изъять это оружие под расписку. По подозрению в совершении им преступления, — медленно проговорила Элис. — Такое подозрение у меня только что возникло…

— Имеете… — не стал упрямиться продавец. — Приходите завтра с бумажкой от прокурора и изымайте на здоровье. Поправка Венцеля, пункт восьмой…

Законовед чертов… Элис чувствовала, как медленно закипает. Хотелось стукнуть по витрине и повторить трюк с портье… Удерживал от такого желания вид торговца — бугрящиеся мышцами руки и литые кулаки. На месте законодателей Элис требовала бы получать лицензию на обладание подобными кулаками — как на оружие самообороны повышенной мощности.

— Вы хорошо знаете законы, мистер… — процедила Элис. И зачастила, как из пулемета: — Расстояние от этой витрины до входной двери менее десяти футов, нарушена статья двенадцать федерального закона об оружии, — раз; в зале магазинов подобного типа должно находиться не менее двух продавцов одновременно — статья двадцать третья, пункт два того же закона, — два; витрины у вас не из триплекса, а из обычного стекла — параграф восемь приложения к тому же закону, — три. Согласно одноименному закону штата, оружейные магазины обязаны закрываться, ставиться на сигнализацию и сдаваться под ответственность охранных служб не позднее 23:00 — четыре. Образцы оружия, согласно тому же закону, должны выставляться с отстыкованными обоймами — пять. По совокупности тянет на лишение торговой лицензии и тысяч пятьдесят штрафа. Что скажете, мистер законник?

— Я скажу, что у вас честное лицо, мисс, и я вам верю. К чему разводить бюрократию? Напишите расписку, оставьте залог — и забирайте машинку. Вернете, когда ваши подозрения рассеются… Недели на это хватит?

— Хватит двух дней. Я не страдаю маниакальной подозрительностью. Кстати, над вашей дверью что-то написано про снаряжение?

…Через несколько минут Элис грузила увесистый сверток в багажник.

Контора рыбзавода

27 июля 2002 года, 23:20

Квартира при конторе пустовала очень давно — судя по запустению и вековому слою пыли.

— Значит, у крысы есть где-то запасная нора, — уверенно сказал Вайсгер. — Мой братец, даже став утопленником, ночевать на холодном полу разделочного цеха не станет, не в его это привычках. Да и скутер здесь явно лишь собрали — а держали где-то поближе к Пфуллэнду. Не плавали же они к району акций через всё озеро — долго и опасно.

Неожиданно старик предложил:

— Давайте выпьем, Кеннеди. За упокой души моего утонувшего брата.

Лунный свет падал в окно и придавал его профилю самый хищный вид. Кеннеди — в который раз — внутренне содрогнулся. Конечно, Дэнфорд Вайсгер был безжалостным и хладнокровным убийцей, но…

— Выпьем, — решительно согласился он и положил на стол пистолет. От всей этой мерзости необходимо было как-то разрядиться.

Старик извлек из кармана плоскую флягу. Долго рылся в стенном шкафчике — и отыскал наконец два одноразовых стаканчика. Налил оба дополна, во фляжке оказалось выдержанное бренди.

Выпили без тостов. Кеннеди опрокинул свой стаканчик залпом, старик чуть обмакнул в своем губы. Но тут же наполнил опустевшую тару Макса.

— Надеюсь, мы никогда больше не встретимся, агент Кеннеди. Я даже не беру с вас обещаний хранить тайну. — Вайсгер внимательно всмотрелся в лицо собеседника, скупо освещенное луной. — Очень скоро никаких улик не останется, выставляйте себя на посмешище, если угодно…

«Не так-то просто это будет сделать, — подумал Кеннеди, машинально осушив второй стаканчик. — Выцарапать из госпиталя ВВС изуродованные трупы — придется попотеть даже Вайсгеру…»

Он с удивлением понял, что благородный напиток почти мгновенно подействовал на измотанный тяжелым днем организм. Мысли в голове потекли лениво и плавно, мышцы наливались блаженной истомой.

— А что будет с у-убийцами? — спросил Кеннеди. Язык запнулся на простой фразе. Только сейчас спецагент стал понимать, что дело нечисто…

— Ими займутся другие люди. Есть у меня такие.

Кеннеди говорил медленно, тихо, запинаясь ( но внутри себя вопил в полный голос ):

— К-как… К-как у в-ва… (я идиот!!!) у в-в-вашего отца? (он же волк! вылитый волк-убийца!! как я не понял!!!) Т-там… н-на… пляже … (пистолет!!! на столе должен лежать пистолет!!!)

— И это раскопали? Ладно, теперь неважно…

Кеннеди не ответил. Комната — и все что в ней было — качалась перед глазами, как каюта в восьмибалльный шторм. Он попытался ухватить пистолет с мотающегося туда-обратно стола — и промахнулся. И во второй раз — промахнулся.

— Ч-т-о-о-о-о-о с ва-а-а-а-м-и-и-и-и, Ке-э-э-э-н-э-э-э-д-и-и-и-и? — спросил старик с волчьей усмешкой. Он неимоверно растягивал звуки, а голос гремел в ушах иерихонской трубой.

Кеннеди сделал последнюю попытку зацепить свое оружие. И не смог. Комната окончательно встала дыбом, затем перевернулась. Пол оказался вдруг потолком — и рухнул сверху на Кеннеди. Не стало ничего.

Непонятно где, непонятно когда, часы стоят

— Хватит, Кеннеди, хватит. Здоровенный мужчина, а растянулся на полу с двух маленьких рюмочек… Просыпайтесь.

Голос вкручивался в ухо, как ржавый шуруп. Одновременно — как два ржавых штопора — в ноздри вкручивался мерзкий, обжигающе-острый запах. Кеннеди чихнул. И тут же голова его взорвалась, как рождественская петарда.

— Вижу признаки активной жизнедеятельности, — констатировал Вайсгер. — Продолжим беседу?

Кеннеди ждал, когда осколки головы-петарды соберутся во что-нибудь относительно компактное и безболезненное. И продолжать беседу не стал.

— Хватит придуриваться! — В голосе старика мелькнули знакомые стальные нотки. — Я могу и рассердиться!

Кеннеди открыл глаза, ожидая нового взрыва боли. Обошлось. Но способность к оптическому познанию окружающего мира не сдвинулась с мертвой точки. Перед глазами была прежняя тьма — чем-то омерзительно воняющая.

— Ах, совсем забыл, — глумливо сказал Вайсгер. — Вам, очевидно, мешает эта штука?

И он поднял с лица Кеннеди большую тряпку, пропитанную не иначе как зловонной эссенцией, над которой лучшие парфюмеры мира бились добрый десяток лет.