Джон Коннолли - Жнецы

– Паренек, что кокнул Дебера. Похоже, я знаю, где он приткнулся.

Ольдермен закончил счет и сунул купюры в потрепанный кожаный бумажник, а бумажник поместил во внутренний карман пиджака, застегнув его на пуговку. Паренька они искали уже два с половиной месяца. Первым делом попробовали наехать на женщин в лачуге, прикатив туда на своем побитом, громоздком, как чемодан, старом «Форде». Там приятели, щерясь улыбками, повели разговор, состоящий в основном из многозначительных намеков на расправу. Но перед ними на крыльце каменно встала бабка парнишки, да еще вышли с ленцой из-за деревьев трое мужчин из местных. Короче, пришлось уехать несолоно хлебавши.

К тому же это бабье, даже если б и знало, то ничего бы им не выдало даже с ножом у горла. Это Ольдермен, стоя перед открытой дверью, прочел в глазах той властной пожилой женщины, что встала, уперев руки в бедра, и вполголоса проклинала их за то, что у них на уме. Как и шериф Вустер, Ольдермен о свойствах этой женщины слышал немало: то была не простая божба, направленная против них. Вообще-то не верящему ни в бога, ни в черта Ольдермену все это было побоку, но он благоговел перед самими манерами этой женщины и испытывал к ней уважение даже тогда, когда высказывал ей их с Григгсом недобрые намерения, которые они без колебаний осуществили бы ради успешного поиска того парнишки.

– Ну так где же он? – спросил Ольдермен.

– В Сан-Диего.

– Мать честная, далеко-то как от родимых мест. И как ты разузнал?

– Из уст в уста. Повстречал кое-кого в баре, пошла беседа, всякое такое, ну ты сам знаешь. Тот парень слышал, что мы ищем юного нигера, и смекнул, не срубить ли на этом деньжат. Сказал, что примерно такой парнишка с пару месяцев назад всплывал в Сан-Диего, искал там работу. И нашел, на кухне при забегаловке.

– У того парня есть имя?

– Парень белый, по имени не назвался. О мальчишке прослышал от одного кабатчика, у него бар в том же самом захолустье, где жил мальчишка. Ну, я кое-кого пообзванивал, попросил сходить поглядеть, что там за поваренок работает. По приметам так вроде совпадает, более-менее.

– То-то и оно, что более-менее. Слишком долго добираться: а вдруг окажется, что не он?

– Там Дель Мар. И до Тихуаны недалеко. Да он это, он. Я нутром чую.

Ольдермен встал с бочонка и потянулся. А что, здесь их ничего особо не держит, а парнишке от них причитается. Дебер был уже близок к сведению счетов, а его смерть все здорово перемешала. Без Дебера они с Атласом, можно сказать, прозябают. Им бы спаяться с кем-то новым, у кого нюх на навар, но тут, как назло, стали расползаться слухи о том, что тот малый учудил с Дебером, и Ректору с Атласом уже не оказывалось должного почтения. А потому надо сначала посчитаться с тем малым, и тогда, глядишь, можно будет снова начать делать деньги.

Той ночью напарники напали на мелкий семейный магазинчик и выгребли из кассы семьдесят пять долларов. Когда Григгс приставил к горлу женщины нож, ее муж достал из коробки в кладовой еще сто двадцать. Тех мужа с женой подельники оставили связанными в подсобке и ретировались, вырвав перед уходом из стенки телефонный провод. У Ольдермена поверх костюма было надето старое серое пальто, а на головах у обоих, чтобы скрыть лица, торчали колпаки из мешковины. Машину перед налетом припарковали в сторонке, так что здесь шито-крыто. И вообще все далось легко; с Дебером раньше, случалось, выходило куда заковыристей. Он бы, например, почти наверняка изнасиловал на глазах у мужа ту бабенку – знай, мол, наших.

Возле Абилина подельники притормозили и зашли в бар, принадлежавший одному старому знакомому Григгса. Здесь один тип, звали которого Пурбридж Дантикэт, отпустил как-то шуточку насчет «отвала башки» у Дебера, хотя знал, что Ольдермен и Григгс с ним друзья. Так вот в этот раз напарники подкараулили его на парковке, и Григгс так этого Пурбриджа отжучил, что у того челюсть вместе с одним ухом осталась висеть буквально на ниточке. Пусть другим неповадно будет. Не умеете уважать добром – постигайте через кулаки.

«А ведь все это из-за Дебера, – размышлял досадливо Ольдермен по мере их продвижения на запад. – Я к нему никогда и симпатии не питал, а теперь вот приходится ехать днями и ночами, чтобы прикончить мальчишку, а все из-за того лишь, что Дебер не мог себя сдержать со своей бабой, паршивец». Ну что ж, мальчишка поплатится, а для всех это будет примером, какие они с Атласом серьезные люди. С такими не пошутишь. По-другому и нельзя. Бизнес, он на то и бизнес.

Закусочная стояла на бульваре Националь, неподалеку от порнотеатра «Киска». Свою жизнь «Киска» отсчитывала с 1928 года, когда именовалась театром Буша; затем на разных этапах своей истории она попеременно звалась то «Националем», то «Аболином», то даже «Парижем», пока наконец в шестидесятые не примкнула к эротическому мейнстриму. Всякий раз, когда Луис в шестом часу утра приходил на работу, «Киска» безмолвствовала и спала, как наблудившаяся за ночь старая шлюха, но ко времени, когда он уходил, – тоже в шестом часу, только уже вечера, – под гостеприимные своды «Киски» уже начинал стягиваться не скудеющий поток из мужчин, про которых хозяин закусочной, югослав мистер Васич, неоднократно замечал: «Ни один из них там не засиживается дольше, чем на мультик».

В обязанности Луиса по « Трапезной № 1 Васича » (именно так гласила изжелта-розовая неоновая вывеска над дверью) входило все, что обеспечивало ее функционирование, кроме разве что самой готовки и сбора денег с клиентов. Он мыл, драил, чистил, шелушил. Помогал вносить продукты и выносить мусор. Следил, чтобы в туалетах было чисто, а в кабинках имелась бумага. За это Луису выплачивались минимальные $1,40 в час, из которых мистер Васич вычитал еще двадцать центов за жилье и кормежку. Работал Луис шестьдесят часов в неделю, кроме воскресений, хотя по желанию мог выходить еще и на пару часов в воскресенье утром – это уже «мимо бухгалтерии», – за что получал от мистера Васича ровно по пять долларов без разговоров. Луис выходил. Брал сверхурочные. Из заработанного он тратил немного (скажем, время от времени позволял себе выход в кино), потому как мистер Васич хорошо кормил его в закусочной и сдавал на втором этаже комнату с санузлом через коридор. Из комнаты, где Луис жил, прямого спуска в закусочную не было, а остальные комнаты использовались как кладовые и хранилища под разномастную и поломанную мебель, к самой закусочной имеющую лишь опосредованное отношение.

По прошествии двух недель Луис сел на автобус до Тихуаны и после двухчасовых шатаний по улицам набрел на небольшой магазинчик возле Санчеса Табоды, где в конечном итоге приобрел «Смит-Вессон эйрвейт» тридцать восьмого калибра и две коробки патронов. Улыбчивый продавец за прилавком посредством ломаного английского и нехитрой демонстрации показал, как опустошать барабан и оттягивать стержневой выбрасыватель для доступа к его центральной пластине. От револьвера приятно пахло новизной, а продавец в придачу дал Луису щеточку и баночку с оружейным маслом, чтобы содержать оружие в образцовом порядке. Сделав эту покупку, Луис стал искать место, где можно взять сэндвич, но все пекарни и хлебные магазины здесь были закрыты (наверное, из-за того, что на складе хлебозавода в Мехикали рядом с мукой держали пестициды, что привело к гибели нескольких детей), и Луис перед возвращением в Соединенные Штаты удовольствовался половиной цыпленка на жухлом листе салата.