Стиг Ларссон - Девушка, которая застряла в паутине

— Значит, ты вторглась?

— Возможно.

Микаэль почувствовал, что ему хочется выругать ее и спросить, чем она, черт возьми, занимается. Однако он проявил максимальную выдержку и сказал только:

— Они готовы оставить тебя в покое, если ты встретишься с ними и подробно расскажешь, как действовала.

— Передай им, что я тоже вышла на их след.

— Что ты имеешь в виду?

— Что у меня есть больше, чем они думают.

— О’кей, — задумчиво произнес Микаэль. — Но ты могла бы встретиться с…

— С Эдом?

«Какого черта, — подумал Микаэль. — Эд ведь сам хотел выдать себя ей».

— С Эдом, — повторил он.

— Высокомерный мерзавец.

— Довольно высокомерный. Но ты могла бы встретиться с ним, если мы обеспечим гарантии того, что тебя не схватят?

— Таких гарантий не существует.

— А ты согласишься, если я свяжусь со своей сестрой Анникой и попрошу ее быть твоим представителем?

— У меня есть другие дела, — ответила Лисбет так, будто не хотела больше об этом разговаривать.

Тогда он не удержался и сказал:

— История, которой мы занимаемся…

— Что с ней?

— Я не уверен, полностью ли я ее понимаю.

— В чем проблема? — спросила Лисбет.

— Для начала я не понимаю, почему Камилла вдруг появилась тут после стольких лет.

— Думаю, она дождалась своего часа.

— Что ты имеешь в виду?

— Что она, наверное, всегда знала, что вернется обратно, чтобы отомстить за то, что я сделала ей и Зале. Но ей хотелось дождаться, пока она станет сильной на всех уровнях. Для Камиллы нет ничего важнее, чем быть сильной, и сейчас она вдруг увидела возможность, случай убить одним ударом двух зайцев — по крайней мере, мне так кажется. Можешь спросить у нее, когда в следующий раз будешь пить с ней вино.

— Ты разговаривала с Хольгером?

— Я была занята.

— Но у нее все-таки не получилось. Ты, слава богу, уцелела, — продолжил Микаэль.

— Я уцелела.

— А тебя не беспокоит, что она в любой момент может вернуться?

— Мне это приходило в голову.

— Ладно. А тебе известно, что мы с Камиллой всего лишь немного прогулялись по Хурнсгатан?

Лисбет не ответила на вопрос.

— Я знаю тебя, Микаэль, — лишь сказала она. — А теперь ты встретился еще и с Эдом… Подозреваю, что от него мне тоже придется защищаться.

Блумквист усмехнулся про себя.

— Да, — ответил он. — Ты, пожалуй, права. Излишне полагаться на него мы не будем. Я даже боюсь оказаться для него полезным идиотом.

— Не самая подходящая для тебя роль, Микаэль.

— Да, и поэтому я бы с удовольствием узнал, что ты обнаружила во время вторжения.

— Массу раздражающего дерьма.

— Об отношениях Экервальда и «Пауков» с АНБ?

— Это и еще немного.

— И ты собиралась мне об этом рассказать?

— Если бы ты хорошо себя вел, пожалуй, — сказала Лисбет насмешливым тоном, который не мог не порадовать Микаэля.

Затем он фыркнул, поскольку в эту секунду точно понял, чем занимается Эд Нидхэм.

Он понял это настолько отчетливо, что ему было трудно не подавать виду, когда, вернувшись в гостиничный номер, он продолжал работать с американцем до десяти часов вечера.

Утро 25 ноября

Ничего неприятного в квартире Владимира Орлова на переулке Мортен-Тротсигс они не обнаружили. Квартира оказалась прибранной и чистой, кровать — застеленной, простыни — свежими. Корзина для белья в ванной была пуста. Тем не менее имелись признаки того, что не все было спокойно. Соседи сообщили, что утром туда приходили грузчики, а при более пристальном обследовании на полу и на стене, над короткой стороной кровати, обнаружились пятна крови. Ее сравнили со следами слюны в квартире Андрея, и оказалась, что эта кровь принадлежит молодому журналисту.

Однако задержанные — те двое, что еще могли общаться, — притворялись, будто ничего не знают о пятнах или о Зандере, поэтому Бублански со своей группой сосредоточился на добывании дополнительной информации о женщине, которую видели с Андреем. К тому времени СМИ напечатали множество столбцов не только о драме на Ингарё, но и об исчезновении Зандера. Обе вечерние газеты, а также «Свенска моргонпостен» и «Метро» опубликовали большие фотографии журналиста. Никто из репортеров еще не понимал общей картины. Но уже встречались рассуждения о том, что Андрея, возможно, убили, а такое обычно обостряет у людей память или, по крайней мере, заставляет их вспоминать то, что показалось им подозрительным. Сейчас же эффект был скорее обратным.

Расценивавшиеся как достоверные свидетельские показания были на удивление неопределенными, и все, кто высказывался — за исключением Микаэля Блумквиста и пекаря из Скансена, — считали себя обязанными подчеркнуть, что не верят в то, что женщина могла совершить преступление. У всех, сталкивавшихся с этой особой, сложилось о ней исключительно хорошее впечатление. Один бармен — пожилой мужчина по имени Сёрен Карлсен, — обслуживавший женщину и Андрея Зандера в ресторане «Папагалло» на Гётгатан, даже долго хвастался своим знанием людей и с уверенностью утверждал, что эта женщина «не способна никого обидеть».

«Она — уникальное чудо».

Если верить свидетелям, она представляла собой всевозможные разновидности чуда, и, насколько понял Бублански, составить ее фоторобот будет крайне сложно. Все видевшие эту женщину характеризовали ее по-разному, будто вместо того, чтобы описывать ее, проецировали на нее свои мечты о женщине. Это граничило с нелепостью, а фотографий с каких-нибудь камер наружного наблюдения у них пока не было. Микаэль Блумквист говорил, что женщина совершенно точно является Камиллой Саландер, сестрой-близнецом Лисбет, и оказалось, что когда-то такая личность действительно имелась. Однако ни в одном регистре уже много лет никаких ее следов не значилось, как будто она перестала существовать. Если Камилла Саландер продолжала жить, то под другим именем, и Яну Бублански это не нравилось, особенно после того, как выяснилось, что после ее отъезда из Швеции в ее приемной семье произошло два нераскрытых смертельных случая, а проводившиеся полицейские расследования оказались некачественными и полными вопросов, так и оставшихся без ответа.

Бублански прочел материалы, краснея за коллег, которые из какого-то уважения к семейной трагедии даже не разобрались до конца с той очевидной странностью, что и отец, и дочь непосредственно перед смертью первого обнулили свои банковские счета, или с тем, что отец за неделю до того, как его нашли повесившимся, начинал писать письмо, первая фраза которого звучала так:

«Камилла, почему тебе так важно разрушить мою жизнь?»

Человека, который, похоже, околдовал всех свидетелей, окружала настораживающая темнота.