Стиг Ларссон - Девушка, которая застряла в паутине

Тогда водитель проехал на красный, чем заставил Саландер на секунду улыбнуться.

Затем она полностью сконцентрировалась на дороге, по которой они проезжали, и впереди с левой стороны разглядела Стокгольмский институт менеджмента и городскую библиотеку. Оставалось совсем немного, и Лисбет стала следить за номерами домов по правой стороне. Тут она увидела нужный адрес. К счастью, на тротуаре никто не лежал. Был самый обычный ноябрьский день, и только; люди шли на работу. Но погодите-ка… Лисбет швырнула несколько сотенных купюр Ахмеду, глядя на низкую стену в зеленых пятнах на противоположной стороне улицы.

Там стоял мощный мужчина в шапке и темных очках, напряженно смотревший на дверь на Свеавэген прямо напротив него, и в языке его жестов присутствовало нечто особенное. Правую руку видно не было, но она явно пребывала в напряжении и готовности. Лисбет снова перевела взгляд на правую сторону и, хотя по-прежнему находилась под углом к двери, постаралась разглядеть ее получше. И заметила, что дверь открывается.

Открывалась она неторопливо, будто тот, кто собирался выйти, сомневался или находил дверь слишком тяжелой. Лисбет закричала Ахмеду, чтобы тот остановился. Затем молниеносно выскочила из машины, более или менее одновременно с тем, как мужчина на противоположной стороне улицы поднял правую руку и направил пистолет с оптическим прицелом на дверь, которая медленно открывалась.

22 ноября

Мужчине, именовавшему себя Яном Хольцером, ситуация не нравилась. Место открытое, да и время суток неправильное. Слишком много народу в движении, и хотя он, насколько мог, замаскировался, его сильно нервировали дневной свет и люди, прогуливающиеся у него за спиной по парку. И еще он более, чем когда-либо, ощущал, что ненавидит убивать детей.

Но как вышло, так вышло, и где-то внутренне Хольцеру приходилось признавать, что он сам виноват в этой ситуации. Он недооценил мальчика и теперь должен исправить ошибку. И на этот раз нельзя пасть жертвой пустых надежд или собственных страхов. Он сосредоточится исключительно на задании, станет полноценным профессионалом, каким на самом деле и является, и главное, не будет думать об Ольге и тем более о стеклянном взгляде, устремленном на него в упор в спальне Бальдера.

Ему надо сфокусироваться на двери на противоположной стороне улицы и на пистолете, который он прятал под ветровкой и в любой момент мог достать. Но почему ничего не происходит? Ян почувствовал, что у него пересохло во рту. Дул пронизывающий ледяной ветер. Вдоль мостовой и на тротуаре лежал снег, вокруг спешили на работу люди. Еще крепче сжав пистолет, он бросил взгляд на наручные часы. Было 09.16, стало 09.17. Но из двери напротив по-прежнему никто не выходил, и Хольцер выругался про себя: неужели что-то не сработало? В принципе, у него не было других гарантий, кроме слов Юрия. Правда, обычно этого хватало с лихвой. С компьютерами Богданов разбирается, как волшебник. Вчера вечером он сидел, глубоко погрузившись в работу — строчил фальшивые мейлы и советовался со своими друзьями в Швеции по языковым вопросам. Ян же углубился в другое — в найденные ими снимки места действия, в выбор оружия и главным образом в разработку побега оттуда на машине, которую арендовал для них Деннис Уилтон из мотоклуба «Свавельшё МК» под фальшивым именем и которая теперь стояла в нескольких кварталах отсюда в полной готовности, с Юрием за рулем.

Прямо за собою Ян почувствовал движение и вздрогнул. Но ничего страшного — просто двое молодых мужчин, проходя мимо, подошли чуть слишком близко. Вообще казалось, будто народу вокруг него делается все больше, и ему это не нравилось. Ситуация нравилась ему меньше, чем когда-либо. Где-то вдали лаяла собака, чем-то противно пахло — возможно, чадом из «Макдоналдса». Но вот… за стеклом парадного на другой стороне улицы, наконец, показался низкорослый мужчина в сером пальто, а рядом с ним — мальчик в красном пуховике и с копной волос. Тогда Ян, как всегда, перекрестился левой рукой и взялся за курок пистолета. Но что случилось?

Дверь не открылась. Мужчина за стеклом с сомнением смотрел на свой телефон. «Ну, давай же, — думал Хольцер. — Открывай!» В конце концов дверь все-таки медленно открылась, и они направились на улицу. Ян вскинул пистолет, зафиксировал в оптическом прицеле лицо мальчика, опять увидел эти стеклянные глаза и неожиданно ощутил прилив ярости. Внезапно ему действительно захотелось убить мальчика. Внезапно ему захотелось навсегда погасить этот нервирующий взгляд.

Но тут кое-что произошло.

Откуда ни возьмись выскочила молодая женщина и бросилась к мальчику. Ян выстрелил — и попал. По крайней мере, куда-то. Затем выстрелил еще раз и еще, но мальчик с женщиной молниеносно перекатились за машину. Тогда Хольцер, задержав дыхание, огляделся по сторонам и рванул через улицу — по его представлениям, в стиле бойца идущей на штурм группы захвата.

Снова потерпеть неудачу он не намеревался.

Торкель Линден не слишком дружил со своими телефонами. В отличие от жены Саги, которая всегда радостно вздрагивала при каждом телефонном звонке в надежде на известие о новой работе или каком-то интересном предложении, он, услышав знакомый сигнал, испытывал только досаду, обусловленную, разумеется, многочисленными жалобами.

Его самого и Центр постоянно ругали, что представлялось ему вполне естественным. «Óдин» являлся кризисным центром, и поэтому эмоции легко брали верх над людьми. Впрочем, где-то в глубине души он знал, что жалобы эти небезосновательны. С требованиями экономии Торкель, пожалуй, немного перебарщивал, а иногда просто сбегал от всего, отправляясь в лес и предоставляя разбираться с проблемами другим. Правда, похвалы ему тоже доставались — и в последний раз его похвалил не кто-нибудь, а профессор Эдельман.

Поначалу Линден сердился на профессора — ему не нравилось, когда посторонние вмешиваются в его деятельность. Но после похвалы в утреннем мейле он немного сменил гнев на милость и подумал, что, кто знает, возможно, ему удастся убедить профессора повлиять на то, чтобы мальчика еще на какое-то время оставили в «Óдине». Это украсило бы его, Торкеля, жизнь, хотя он сам толком не понимал, почему. Обычно он, как правило, держался от детей на расстоянии.

Но в характере Августа Бальдера присутствовала какая-то загадочность, притягивавшая Линдена, и он с первого мгновения рассердился на полицейских и их требования. Ему хотелось держать Августа при себе и, возможно, немного заразиться его таинственностью — или, по крайней мере, разгадать, что за бесконечные ряды цифр тот написал на детском журнале в игровой комнате. Однако ситуация была непростой. Август Бальдер, похоже, отвергал любые формы общения, и сейчас он отказывался выходить на улицу. Мальчишка вновь проявлял безнадежное упрямство, и Торкелю приходилось буквально тащить его вперед.