Мария Семенова - Окольцованные злом

История нарисовалась странная, почти мистическая. Ежу понятно, что стреляли из автоматов не по памятнику. Следовательно, хотели свести счеты с кем-то из родственников покойной. С кем же? Родственников-то, скорее всего, не осталось, автобус во время похоронной церемонии был взорван! Правда, уже на следующий день Башурову все-таки захоронили, чисто символически, конечно: взрывчатка, скорее всего, была заложена в фоб. И в течение недели(!) был установлен памятник. Не какой-то там железный крест! Основательный памятник, дорогой, гранитный. Значит, кто-то обо всем этом позаботился?

Как удалось выяснить, вплотную заботу о покойной осуществлял некий агент из похоронного бюро «Последний путь», который вечером в день стрельбы на кладбище был найден в парадной со сломанной шеей. Хотя налицо корыстный мотив, вряд ли это простое совпадение.

Из близких родственников Башурова имела только сына, который, по словам соседей, прибыл на похороны из Москвы. После запроса в первопрестольную обнаружились новые чудеса: как раз накануне отъезда квартиру свою он продал, и она практически тут же взорвалась. Вместе с маклером из агентства по недвижимости и покупателями.

Словом, либо кто-то из родственников воскрес, либо постреливали у памятника Башуровой люди ей троюродные. Других версий в убойном отделе пока не было.

— Да, Саня, порадовал ты меня. — Вздохнув, Астахова хлопнула начальника отдела по плечу и, поблагодарив за чай, направилась звонить Катерине. Вот ведь не везет девке: опять по уши в дерьмо вляпалась!

Она назначила ей встречу у «мечты импотента» — стелы у Московского вокзала — и, попросив привезти фотографию возлюбленного, с головой окунулась в дела, — намечалась проверка, под ее начальника усиленно копали.

К вечеру пошел сильный снег. Не сразу отыскав на привокзальной площади запорошенную снегом «пятерку», подполковница отряхнула белые погоны с плеч и уселась в машину рядом с Катей. Выглядела та неважно: бледная, осунувшаяся, круги под глазами. Антонина Карловна усмехнулась:

— Что, ночь любви была?

— Я тебе потом расскажу про вчерашнее траханье. — Резко щелкнула зажигалка, яростно затрещала сигарета, и подполковница удивленно шевельнула бровями:

— Ты чего, опять курить начала? Ладно, не кипятись, поехали. — Она тронула подругу за плечо. — Здесь недалеко, давай на Вторую Советскую.

— Ну что, блин, за погода, ни черта не видно! — Отшвырнув недокуренную сигарету, Катя вытащила из под сиденья веник, обмела лобовое стекло и осторожно начала вливаться в плотный транспортный поток.

Дороги, конечно, не чистили, машины еле тащились по грязному серому месиву. Когда наконец вырулили с Суворовского направо, Астахова уверенно махнула рукой:

— Тормози, мать, приехали вроде. — Подождав, пока подруга заглушит двигатель, она протянула ладонь: — Портрет любимого не забыла?

После бурных событий сегодняшней ночи Катерина пребывала в апатии. Даже не поинтересовавшись, зачем и для чего, она молча вытащила из сумочки фотографию. На снимке Берсеньеву было лет тридцать пять: хорошенький — глаз не отвести. Прямо-таки фотомодель, воплощение мужского идеала.

— Да, впечатляет. — Антонина Карловна хмыкнула. — Зачем вы, девочки, красивых любите… Дуры.

Глухо хлопнули дверцы машины, вякнула сигнализация, и, еще раз глянув на номер дома, подполковница кивнула в сторону ржавых искореженных ворот:

— Кажется, сюда.

Нырнули в темный туннель подворотни: тусклая лампочка, отбитая штукатурка, лужа блевотины у стены. Оказавшись в мрачном проходном дворе, где на запорошенных снегом мусорных баках ловили удачу коты-беспризорники, Катя сразу ощутила ностальгию по золотым временам града Петрова. Ей сделалось грустно. Ах, как хорошо здесь, наверное, было раньше, когда ажурные, чугунного литья ворота запирались на ночь, звонкоголосая жизнь била ключом, а важный дворник с блестящей на солнце бляхой метлой гонял линявших от полиции большевиков! А что сейчас — вонь, темно, грязно, лишь редкий перебравший «Балтики» прохожий забредет сюда помочиться, да из-за обшарпанных стен послышатся вдруг матерные стоны угодивших в классовый тупик пролетариев. Под какой же откос ты катишься, паровоз российский?

Астахова же паскудного Катиного настроя не разделяла, с ходу отыскав нужный подъезд, она мужественно перешагнула подозрительное желтое пятно на снегу и дернула входную дверь.

— Осторожно, не вляпайся. — Подполковница придержала подругу за локоть, и, поднявшись, они вскоре уже стояли перед квартирой номер семь.

На стене у двери было выведено три звонка, напротив каждого фамилия. Антонина Карловна уверенно выбрала Горлохватовых и надавила кнопку. Не реагировали долго. Затем раздался грохот, будто бы рушили мебель, кто-то громко матюгнулся, и мужской развязный голос не совсем внятно поинтересовался:

— Какого хрена надо?

— Открывайте, Горлохватов, милиция.

Дверь приоткрылась, в проеме показался нечесаный мужик в тельняшке и изрядном подпитии. Сунув ему в опухшую морду удостоверение, Антонина Карловна напористо вошла.

— Подполковник Астахова. Супруга где? Горлохватов мерзопакостно улыбнулся:

— Так она, товарищ полковник, там же, где и все. На Южном кладбище. Бог, как говорится, прибрал. — Он заржал и пьяно икнул. Наверное, это было действительно смешно.

— Что-то он перепутал, — Катя брезгливо сморщилась, — надо было бы тебя раньше.

— Дак он бы и меня прихватил, кабы я не нажрался тогда в стельку. — Горлохватов продолжал довольно лыбиться. — Али не слыхали? Автобус-то взорвали, когда Ксению хоронили? Сразу всей родне братская могила. И соседям заодно. — Он опять икнул, пошатнувшись, прислонился к стенке. — Так что, как говорится, курить мы, может быть, и не будем, а вот пить никогда не бросим!

— Да уж, — Астахова вздохнула, — может, оно и верно. Взгляните-ка, Горлохватов, знаком вам этот человек?

— Ешкин кот, да это ж Витька Башуров, сынок Ксении. — Он поднес фотографию поближе к свету, снова икнул. — Точно он. Что ж я, слепой? Он ведь тоже на похороны приезжал.

— Посмотрите еще раз, Горлохватов, вы уверены, что это действительно. Виктор Башуров?

Хозяин обиделся:

— Да что ж я, в дупель пьяный, что ли? А ну, пойдем! — Шаркая по полу заскорузлыми пятками, он исчез в своей комнате и тут же вернулся со связкой ключей. — Пойдем покажу, раз на слово не веришь, гражданка полковник.

Открыв комнату Ксении Тихоновны, он щелкнул выключателем и протянул корявый палец в сторону серванта:

— Ну? Теперь веришь?

Действительно, с увеличенной цветной фотокарточки в рамке смотрел улыбающийся старший лейтенант Мишаня Берсеньев.