Франк Тилье - Атомка

— Давайте по датам. Я назову вам несколько, относящихся к разным годам, а вы скажете мне, не повторяется ли одна из фамилий водителей.

Люси вынула блокнот и медленно продиктовала даты:

— 7 февраля 2001 года… 10 января 2002-го… 9 февраля 2003-го… и 21 января 2004-го.

Директор прачечной одну за другой ввел даты, кликнул мышкой и, глядя в открывшиеся таблицы, принялся выбирать нужные сведения.

— Ну вот и все, — наконец сказал он. — Подходят пятеро наших сотрудников — две женщины и трое мужчин. И… и только одна из этих женщин работает у меня до сих пор. Остальные четверо давно уволились, я даже и не знал их.

Люси и Шарко бросились к монитору. Попросили найти и распечатать личные листки мужчин-водителей. В них было все, что нужно: фотографии, даты рождения, адреса, данные о поступлении на работу и уходе из центра…

Энебель пристально вглядывалась в листки: один из этих троих, безусловно, преступник, монстр, которого они ищут, чудовище, убившее по меньшей мере двух женщин и похитившее еще двух…

Потом она отложила одну страничку и ткнула в нее пальцем:

— Смотри, Франк. Филипп Агонла. Фамилия этого Филиппа ничего тебе не напоминает?

— Агонла… Агонла… Стоп! Черт побери, ведь Гамблен нацарапал на льду эту фамилию, а вовсе не слово «AGONIA»!

— Да… все-таки он отыскал этого типа…

Люси снова взяла распечатку — теперь надо внимательно прочесть остальное.

Филипп Агонла родился в 1973 году, значит первое из известных им преступлений он совершил в двадцать восемь лет… Дальше… Дальше — «уволен в декабре 2004 года за серьезный дисциплинарный проступок» [26]. На снимке нескладный мужчина с короткими темными курчавыми волосами. Уродливые очки с бифокальными стеклами в роговой оправе, крупный нос с горбинкой, профиль — резкий и острый… Неприятная внешность. «Такого можно испугаться», — невольно подумала Люси. Жил Агонла в регионе Рона–Альпы, в каком-то Аллеве…

— Далеко отсюда этот Аллев?

— Километров тридцать, — ответил директор прачечной. — Это выше в горах, на берегу реки. Ровно на полдороге между курортом Экс-ле-Бен и Анси. — Он повернулся к окну. — Ишь как сыплет, при таком снегопаде уже через час подняться туда будет очень трудно, тем более что там, наверху, снегопад не прекращался все последние дни. Шоссе, должно быть, завалило, и не в одном месте. Рискуете застрять.

— Этого человека уволили в две тысячи четвертом году. А можно узнать за что? Какой именно серьезный дисциплинарный проступок он совершил?

Оке встал и подошел к металлическому шкафу:

— Думаю, это у меня записано где-то здесь… — Он порылся в бумагах на одной полке, на другой, нашел то, что искал, вернулся к столу со скоросшивателем в руках, открыл его, послюнил палец, стал пролистывать, переводя глаза со страницы на страницу и строки на строку, и внезапно застыл с изумленным видом. — Ух ты, как странно! Тут написано, что один из докторов застал Агонла в палате пациентки травматологического отделения, когда ту увезли на исследование. Этот тип украл фотографию с удостоверения личности больной, а в руке у него был слепок ключа от дома.

Пейзаж вокруг их «206-го» смахивал на апокалиптический, да и обстановка напоминала о конце света. Пока они ехали по узеньким горным дорогам, небо стало чернее черного, а снежные хлопья закружились в бешеном танце — словно пурга из романов Стивена Кинга. Дворники метались по лобовому стеклу с такой скоростью, что было страшно за двигатель: вдруг не выдержит и сломается? Что до фар, то их свет можно было бы назвать в лучшем случае условным. Судя по навигатору, до места оставалось еще двенадцать километров, и уже полчаса, как им не встретилось ни одной машины.

— Эти двенадцать километров — самые долгие в моей жизни, — вздохнул Франк. — Теперь ты понимаешь, что без цепей мы бы ни за что тут не проехали?

Цепи противоскольжения они купили, как только покинули больницу, и, собираясь в путь, надевали их минут тридцать, не меньше. А сейчас Люси сидела, уставившись на распечатанный директором прачечной листок, и старалась хоть что-то там прочесть: света лампочки явно не хватало.

— Сведений кот наплакал, зато говорят они о многом… Два года юноша числился на медицинском факультете в Гренобле, потом перешел на химический и еще два года провел на психологическом. Шесть лет учился, но так и не получил никакого диплома. Если верить этой бумаге, в двадцать три года Агонла поступил на работу в психиатрическую больницу Рюмийи, это опять-таки Рона–Альпы. Должность его называлась просто «сотрудник». Ну и что он там, по-твоему, делал?

— Мыл сортиры и пол в кухне.

Люси сощурилась: свет лампочки все слабел. Шарко ехал со скоростью самое большее двадцать километров в час.

— Понятно… Стало быть, занимался он этим опять-таки два года, в прачечную пришел в две тысячи втором и пробыл там до две тысячи четвертого. Между…

Ее с силой бросило в сторону, и она замолчала. Франк одной рукой резко крутанул руль, другой до предела выжал клаксон. Прямо перед ними в снежной пыли растаяли два красных огонька.

— Этот кретин чуть меня не подрезал! Я не видел, что он собирается нас обгонять, и… — Комиссар выдохнул и остановился посреди дороги.

— Ты совсем вымотался. Хочешь, я поведу? — предложила Люси.

— Ничего, все будет нормально. Ну, испугался, что ж, бывает… Только эти горные козлы и могут ездить здесь с такой скоростью!

Шарко медленно-медленно тронулся с места. Люси видела, как бьется жилка на его шее. Сейчас они вполне могли бы лежать на дне пропасти…

Убедившись, что все в порядке, она снова взялась за листки с данными на Филиппа Агонла:

— Хм… С того дня, как он ушел из психиатрической больницы Рюмийи, и до того, когда его взяли в прачечную, прошло примерно полтора года, о которых здесь ни слова. Вот и все! Больше мы ничегошеньки о нем не знаем, единственное — что в две тысячи четвертом был из «Солнечных склонов» уволен…

— Биография этого персонажа просто-таки цепь неудач, — отозвался Шарко. — С кем мы имеем дело? С внешне непривлекательным парнем, кидавшимся с факультета на факультет. Образование у него, значит, самое что ни на есть хаотичное, вроде как хотел стать врачом или ученым, да так никем и не стал… Может, он и умный, но явно неуравновешенный и непоследовательный.

— Думаю, Агонла завидовал тем, кому удалось кем-то стать. Психологам, врачам, хирургам медицинского центра… Таская баки с грязным бельем по коридорам больницы, он наверняка замирал у стеклянной стены оперблока.

— При этом у него была возможность заходить в палаты пациентов в любое время. То есть он запросто мог рыться в их личных вещах и делать слепки их ключей от дома — на будущее.