Франк Тилье - Атомка

7 часов.

Будильник грубо вырвал их из сна, а заснули они — после ужина в ресторане гостиницы с весьма умеренной выпивкой и любви — очень поздно. Шарко побрился и надел джинсы со свитером. Люси, посмотревшись в зеркало, улыбнулась и погладила свой плоский живот. Тест на беременность у нее в сумке, еще дней десять (столько, написано в аннотации, надо подождать перед использованием) — и к концу года ей подтвердят, что «это» сработало.

Потом они позавтракали — Люси весьма основательно, Франк не слишком — и поехали в жандармерию Шамбери давать показания. А когда дождались наконец возможности уединиться с Пьером Шантелу в его кабинете, рассказали ему обо всех своих недавних открытиях. О тетрадке. О предположениях Юсьера насчет преднамеренного убийства монахов. О том, что в деле, возможно, замешан аббат Франсуа. Они не забыли сказать, что уезжают и что больше их сюда, в Шамбери, калачом не заманишь…

После этого заявления, прозвучавшего в самом конце их рассказа, жандарм, который, пока слушал остальное, прошел, кажется, через все стадии нервозности и раздражения, успокоился и действовал дальше вполне профессионально. Ему явно полегчало, когда он узнал, что эта парочка покидает горы.

— Очень хорошо. Я подниму дело о пожаре тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, вернусь к нему, и мы разберемся в первую очередь с этим самым Франсуа Дассонвилем. Будьте уверены: с теми данными, которые я только что получил от вас, мы с него не слезем. А вам, лейтенант Энебель, я скажу вот что… — Он посмотрел в глаза Люси. — Подчиненные доложили мне, что вы тогда вернулись в подвал дома Филиппа Агонла. Так вот, не скрою, я был готов проинформировать об этом ваше начальство и потребовать дисциплинарных мер…

— Все хорошо, что хорошо кончается, — ответила Люси с ноткой высокомерия в голосе.

— Для вас — может быть, а вот для работы — другое дело.

Шарко встал и надел куртку:

— Очень рассчитываем на то, что вы будете держать нас в курсе своего расследования, и, естественно, обещаем то же самое со своей стороны. Тут все достаточно запуталось, и ни вам, ни нам в одиночку не распутать, так что и мы, и вы заинтересованы в сотрудничестве…

Шантелу кивнул в знак согласия, пожал Шарко руку, и тот добавил с натянутой улыбкой:

— Да! Мы бы хотели до отъезда получить высококачественные копии тетради, равно как и фотографии с Эйнштейном. Можете их для нас сделать?

15.45.

Люси дремала, то и дело роняя голову на грудь. Шарко всю дорогу мысленно пережевывал все ту же жвачку: дни пойдут предпраздничные и праздничные, а надо восстановить кое-какие документы, например водительские права и страховку, надо непременно получить новое служебное оружие… Короче, кучу времени предстоит провести в толчее, в беготне по кабинетам, в уговорах…

Комиссар купил перед отъездом из Шамбери первый попавшийся мобильник — дешевый, паршивенький, с номером, который тут же запомнил, и с суммой на счете, достаточной для того, чтобы поддерживать связь с внешним миром, пока он не уладит все со своим оператором сотовой связи. Несмотря на полный хаос в голове и вокруг, Франк думал, естественно, и о результатах анализа спермы. Письмо из бельгийской лаборатории наверняка уже пришло на его фальшивый адрес, и комиссар чувствовал, что до завтрашнего утра не дотерпит. Лучше он сейчас завезет Люси домой, а сам съездит на набережную Орфевр, выудит из компьютера этот кривой адрес, зайдет в почтовый ящик и посмотрит.

Мелькали таблички с названиями городов, позади оставались километр за километром, было невероятно холодно, но снегопад кончился еще два дня назад, и это позволило дорожным службам полностью расчистить шоссе. Зато по обе стороны от него пейзаж оставался лунным: бескрайние белесые равнины — сколько видит глаз… Шарко не помнил другой такой зимы — зимы с таким количеством осадков по всей стране… Даже Ницца, даже Корсика получили свою порцию снежных хлопьев.

Они находились примерно в полусотне километров от парижских пригородов, когда Люси проснулась от звонка мобильного телефона. Прежде чем отозваться, потянулась, подумаешь, две секунды! Сказала «слушаю» — и Шарко после первых же слов ее собеседника увидел, как меняется лицо подруги. Отвечала она односложно, а когда отключилась, закрыла лицо руками, тяжело вздохнула и повернулась к Шарко:

— Это Белланже. Он в лесу Комб-ла-Виль, это поблизости от Ри-Оранжи. С ним там жандарм из Мезон-Альфора, этот…

— Патрик Тремор, — подсказал комиссар.

— Да, Патрик Тремор.

Люси с такой силой сжимала в руке сотовый, что фаланги пальцев побелели.

— Мальчик? — спросил Шарко.

— Да, тело только что нашли. Еле вытащили из пруда — вмерзло в лед.

Она отвернулась, уставилась пустыми глазами на мелькавшие за окном картинки природы. Бамм-бамм-бамм — бился о холодное стекло ее правый висок… А Шарко хотелось сию же минуту остановить машину, выйти и заорать. Заорать так, чтобы содрогнулся весь этот построенный на несправедливости дерьмовый мир, выплеснуть все свое бешенство в его адрес. Он на мгновение представил себе, как остается один на один с тем, кто это сделал. Он и этот отброс, этот подонок — в одной комнате…

Несколько километров они проехали молча, тишина эта была ужасающей, и Люси наконец пришла в себя, взгляд ее стал осмысленным.

— Комб-ла-Виль нам по дороге, давай туда заедем?

— Я заеду без тебя, Люси. Это ребенок. Нельзя тебе нарушать обещания и ломиться в двери, которые только-только и с трудом начали закрываться.

— Ты можешь не заниматься этим делом, но мне никто не помешает идти до конца. Я хочу поймать сукина сына, который мог такое сотворить.

17.32.

Ужас какой мороз — градусов небось восемь или даже девять. Галогеновые лампы фонарей вбирали в себя тьму и бросали на землю желтоватые, почти белые круги света. Впереди — застывшие силуэты людей в куртках с люминесцентными полосками, позволявшими заметить их издали. Треск ледяной корки на снегу под ногами, похожий на кашель.

Люси и Шарко вместе подошли к шефу, который разговаривал на берегу пруда с жандармами… ага, вот и Патрик Тремор… Белланже, одетый в лыжный костюм, увидев своих, оторвался от маленькой группы, двинулся навстречу. На голове у него темно-синяя шапочка, глаза покраснели, лицо вытянулось, будто к щекам подвесили гирьки, — может, от холода, а может, еще от чего, откуда бы Шарко знать… Казалось, Никола всего-то за пару дней стал на пять лет старше.

— Кошмар какой-то, — сказал Белланже. — Это же мальчик, ребенок!

В нем не было прежней самоуверенности, спокойной силы, делавшей его начальником, к которому прислушиваются. Он поглядел на Люси, потом снова на Шарко, переминаясь с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть окончательно.