Франк Тилье - Атомка

Шарко выбрался из машины, надел перчатки, шапку, застегнул наглухо куртку, взял в руки навигатор. Было по-прежнему морозно, ветер выстуживал лицо так, что начинали ныть зубы. Где-то вдалеке визжали электропилы, урчали моторы. Воздух казался наэлектризованным, небо — грязным, оно походило цветом на суглинок.

Комиссар чуть ли не бегом пересек замерзший пустырь и оказался над явно заброшенной веткой железнодорожных путей. Осмотрелся. На горизонте — дома-башни, линии высоковольтных передач, ближе — какие-то полуразрушенные строения… Он вдруг понял, что находится, скорее всего, у Малого пояса — железной дороги, окружавшей Париж и оказавшейся ненужной еще в тридцатые годы [32]. С тех пор здесь хозяйничала снова вступившая в свои права природа.

Шарко перелез через шаткое ограждение, спустился на рельсы, подобрал с земли увесистую железяку и повернул направо — как предписывала линия на экранчике.

Под ногами то и дело скрежещут выступающие из-под смерзшегося снега камни, здесь еще холоднее, чем в других районах, наверное, потому, что уж очень велики эти пустые пространства и ветер гуляет по ним как хочет… Полицейский прошел по длинному туннелю, вход в который почти зарос. Разбитые лампочки, пористые, сочащиеся влагой кирпичи… Темно, мрачно, безжизненно… Снаружи рельсы уходили все дальше между голыми стволами… По обе стороны дороги еще некоторое время тянулась городская застройка, но вот и она окончательно уступила место кустарникам, везде — только кусты, кусты и кусты, сколько видит глаз.

Шарко не терял бдительности, постоянно озирался. Пасут ли его, вот прямо сейчас — пасут? Он пытался разглядеть силуэт, тень на насыпи, следы на снегу — нет, все напрасно. Навигатор показывал, что надо пройти еще двести метров, не меняя направления. Комиссар пригляделся к тому, что ждало его впереди, и сердце его ёкнуло: рядом с железнодорожными путями виднелось единственное строение — изрисованная граффити будка стрелочника.

Он знал, что встреча предстоит именно там, он был так в этом уверен, словно маршрут выжгли каленым железом у него на груди. Он выключил навигатор, засунул прибор в карман, пригнулся и почти побежал, продираясь между кустарниками.

Что ждало его там, впереди? Еще одно послание?

Или…

Комиссар крепче сжал свое случайное оружие.

Подойдя к будке и стараясь не шуметь, он обогнул строение сзади и поднялся по лесенке. Стекла были разбиты, осколки валялись на ступеньках, хрустели у него под ногами. Дышал он со свистом, изо рта вырывались и таяли в морозном воздухе облачка пара. Столица казалась невероятно далеко, хотя она была тут, рядом, вокруг…

Полицейский толкнул ногой дверь — уже высаженную.

Ужас, который ему открылся, был как пощечина.

На полу, привязанная к бетонному столбу, лежала женщина. Синюшное лицо распухло так, что глаза превратились в узкие, едва заметные щелочки, правая скула была разбита, пятна просочившейся сквозь ткань крови на брюках и шерстяном свитере теперь почти уже высохли, расчертив одежду пурпурными полосами.

Рядом валялся окровавленный железный лом.

Шарко бросился к женщине, наклонился и невольно вскрикнул, увидев, как между губами несчастной надувается кровяной пузырь.

Это неузнаваемое существо еще не рассталось с жизнью.

На лбу у жертвы чем-то острым вырезали код: «Cxg7+». По правой щеке от глаза тянулся шрам — след старого ранения.

Глория…

— Глория!

Полицейский — в совершенной панике, со слезами на глазах — присел на корточки. Как к ней прикоснуться, он не понимал: казалось, дотронешься — она развалится на кусочки. Он заговорил с несчастной, попытался успокоить, повторял, что теперь ее спасут, он подобрал осколок стекла и перерезал толстые веревки, которыми были связаны ее распухшие полиловевшие запястья. Глория, когда он отвязал ее, свалилась мешком на бок, дышала она с трудом и едва слышно стонала. Ноздри ее были забиты сгустками свернувшейся крови.

Несколько секунд ушли на то, чтобы преодолеть ощущение растерянности и бессилия. Да, у него в кармане новенький мобильник, он мог бы позвать на помощь, но… Но если он позвонит в полицию, там узнают о сперме, о его обращении в бельгийскую фирму, и ситуация полностью выскользнет у него из рук. Когда он шел сюда — видел больницу, самое большее километрах в двух. Комиссар осторожно поднял Глорию с пола и понес, боясь уронить, — женщина казалась ему такой хрупкой.

Спустившись по лесенке, он двинулся вдоль железнодорожных путей. Сил не было, все мышцы жгло как огнем, он больше не мог, не мог… но он собрался с духом и побежал. Быстрее, быстрее, злоба, ожесточение — вот что помогало ему сейчас… Глория, иногда вынырнув из отключки, прижималась к нему, как ребенок, пыталась говорить, но из разбитых губ вылетали только нечленораздельные звуки. Ее вырвало на костюм Шарко чем-то белесым.

— Держись, Глория, умоляю тебя, держись. В двух минутах отсюда больница. Потерпи всего две минутки, слышишь?

Комиссар увидел, что у несчастной выбиты зубы, и ярость его возросла. Какой зверь мог так ее отделать? Что это был за монстр — тот, кто извлек из нее сперму и поместил в пробирку? Франк все так же осторожно положил женщину на заднее сиденье машины, сел за руль и рванул в больницу — ту, что видел по дороге сюда, ближайшую. Ему было плевать на красный свет и правила движения, плевать на то, по какой стороне ехать.

Глорию, к тому времени уже окончательно потерявшую сознание, госпитализировали в отделение скорой помощи больницы Фернан-Видаля. Принял ее дежурный врач Марк Жувье в 11 часов 17 минут. Доктор записал в истории болезни, что пациентка потеряла очень много крови, что у нее огромное количество травм и изо рта продолжает сочиться белесая пена. Через несколько минут Глорию увезли в операционный блок.

А Шарко занялся бумажками. Руки и ноги у него дрожали, но он изо всех сил старался скрыть, как разъярен и как взволнован. Показав доктору в подтверждение своих слов испорченное служебное удостоверение, он представился офицером Уголовной полиции, которая уже занимается этим делом. Стало быть, нет никакой необходимости извещать ближайший комиссариат. То, что у него нет напарника, на минутку смутило одного из сотрудников приемного покоя, но комиссар нашел нужные слова и сумел запудрить ему мозги. В последнее время он привык врать…

Нетушки, ни один полицейский со стороны сюда не придет и не сунет носа в его дела!

Вернулся доктор Жувье — мужчина лет тридцати пяти, с выбритой налысо головой, с виду такой же усталый, как сам Шарко. На докторе был голубой хирургический костюм и резиновые перчатки в желтоватых пятнах бетадина [33].

— Думаю, она пробудет на столе дольше, чем мы рассчитывали: возникли осложнения…