Франк Тилье - Атомка

Комиссар спустился по скользкому каменистому склону и осторожно пошел вдоль ограды, забирая вправо. Везде возвышались горы разломанных остовов. Вкупе со стеной черного леса, с отслужившими свое судами на грани жизни и смерти, со снегом они составляли невероятный, достойный фильма ужасов пейзаж. Наконец он добрался до дыры в ограде и проник внутрь. Теперь он двигался вперед, с пистолетом в руке, по берегу, по самому краю воды, мимо одного борта, другого, третьего…

И вдруг остановился, погасил фонарь, затаил дыхание.

В просвет между двумя остовами, беззвучно рассекая воду, скользнула лодка. Черный силуэт, только что вздымавший весла, замер в сотне метров от Шарко.

Комиссар не шевельнулся.

На лодке вспыхнул фонарь, и белый луч принялся ощупывать берег, подбираясь все ближе и ближе.

Полицейский пригнулся и бесшумно побежал вперед, пытаясь скрыться от уже чуть ли не прилипшего к нему луча. Усталости последних дней как не бывало, она уступила место приливу чистого адреналина.

Внезапно фонарь погас.

Тень снова взялась за весла, отражение луны в воде пошло мелкими волнами.

Лодка направлялась к противоположному берегу.

Еще немного — и Шарко обнаружил канал, через который суда приплывали сюда умирать, вся ширина канала — какой-то десяток метров, но даже и думать нечего о том, чтобы перейти его вброд.

Черт!

Лодку было все еще видно, но она стремительно удалялась и в конце концов исчезла за каким-то остовом. Неужели убийца все-таки нашарил его своим лучом? Свет фонаря такой слабый, вряд ли с его помощью можно было различить в зарослях человека…

Ярость комиссара росла и росла. Действовать надо было быстро, чем быстрее, тем лучше. Он развернулся, решив обойти корабельное кладбище слева. Большое оно, однако, — по окружности не меньше километра, ширина метров сто, — а тот силуэт двигался именно к противоположному берегу. Но он не сдастся! Шарко шагал сквозь снег, пальцы свело, но шагал он в хорошем ритме, руки и ноги двигались в такт. Снег скрипел под подошвами, любой звук казался оглушительно громким. Километр — это много, очень много, да по этой полной ловушек земле, да с этими вылетающими из-под ног камешками, из-за которых то и дело оскальзываешься. Когда он снова увидел лодку — минут десять спустя, — она уже стояла у берега.

Пустая.

Франк, не разбирая дороги, едва дыша, бросился к лодке с оружием в руке. Лес был совсем рядом, каких-то метров десять…

Примчался и застыл, ошарашенный увиденным. Даже фонарь включил, чтобы убедиться: все так и есть, он не ошибся.

Он обошел лодку с одной стороны, с другой, тупо уставившись в землю, — никаких следов на снегу. Ничего. Как будто убийца растворился в воздухе.

Но ведь это невозможно!

Шарко размышлял, и напрашивалось одно-единственное решение.

Он вернулся к берегу, перед ним снова расстилалась водная гладь.

И он понял.

На противоположный берег, туда, где совсем недавно стоял он сам, из воды вылезла маленькая человеческая фигурка.

«Костюм для зимнего подводного плавания!» — вспомнились ему слова продавца. Он в бешенстве сжал кулаки, ему хотелось заорать во все горло.

На том берегу зажегся мощный фонарь, луч был направлен на него. Шарко инстинктивно присел, спрятался за лодкой, вытянул было вперед руку с пистолетом, но сразу понял, что нет смысла. Нет смысла стрелять — цель слишком далеко.

Фонарь между тем зажигался и гас, зажигался и гас. Иногда зажигался надолго, иногда только на миг.

Азбука Морзе.

Шарко выучил ее когда-то в армии. Но откуда, черт побери, убийца мог знать об этом? Он постарался вспомнить. А — точка, тире… Б — тире, три точки…

Сигналы там, напротив, возобновились, и Шарко, наплевав на мороз и снег, сосредоточился.

Х.О.Р.О.Ш.А.Я.И.Г.Р.А.С.К.О.Р.О.К.О.Н.Е.Ц.П.А.Р.Т.И.И.

Он снял перчатку и дрожащей рукой стал с помощью собственного фонаря посылать ответные сигналы.

Я.Т.Е.Б.Я.У.Б.Ь.Ю.

Фонарь напротив теперь горел не угасая. Потом вдруг — полная темнота.

Шарко прищурился. Силуэта на том берегу не было видно.

Комиссар понимал, что нет никакого смысла гнаться за убийцей. Тот и так простоял на виду минут десять, это слишком много. Шарко поднялся в полный рост, он был в тупике. Кто он, этот псих, который разгуливает в комбинезоне для подводного плавания? Нет, не в психозе дело: это ведь способ не оставить никаких следов, никаких отпечатков. И кстати, легко скрыться в случае опасности…

Подавляя в себе бессильную ярость, полицейский сел в лодку, взялся за весла и стал грести, продвигаясь вперед по черно-зеленой воде между стальными колоссами с треснувшей носовой частью, с разъеденными ржавчиной внутренностями. «Стремительный», «Южный ветер»… Все они тут, все они снова на свидании с ним, как шесть лет назад.

А вот наконец-то и «Куртизанка», торговое судно впечатляющих размеров: тридцать восемь метров в длину, трюм с крышей, напоминающей спину кита… Название крупными буквами на корпусе, наполовину стертое временем… Шарко аккуратно сманеврировал и оказался у лесенки. Пришвартовался, привязав лодку к перилам, поднялся на корму, двинулся по палубе, перелезая через снасти и топча осколки стекол от окна рубки… Нет, это совершенно нереально: он снова здесь! Полицейский, тяжело дыша, посмотрел на берег: черные кроны больших неподвижных деревьев, толстые стволы замыкают воду в кольцо… Может быть, убийца Глории до сих пор там — притаился и наблюдает за ним из тьмы.

Теперь надо спуститься в трюм. Пахло сырым железом и впитавшим влагу деревом. Ему никогда не было так трудно спускаться, как сейчас: из головы не выходило изрезанное тело юной жертвы. В тот раз она ждала его прямо за закрытой металлической дверью, в разгаре лета, в страшную жару — 37–38 градусов. Нынче не больше нуля.

Убийца замазал ее раны прополисом. Как только я открыл дверь , прополис начал таять , а девочка истекать кровью …

Держа в правой руке оружие со взведенным курком, он осторожно взялся левой рукой в перчатке за ручку двери, медленно нажал, и дверь распахнулась.

Опять-таки с предельной осторожностью он вошел внутрь, осветил фонарем стены… и глаза его полезли на лоб.

Все стены были в фотографиях — его фотографиях. Сотни его фотографий в самых причудливых сочетаниях, наклеенные кое-как, налезающие одна на другую. Он на балконе своей квартиры, он у могилы Сюзанны… Крупные планы вперемежку со средними и общими… Снимки, сделанные в разных местах, в разное время суток, в разное время года, в разных ситуациях… Были тут и совсем давние фотографии. И самая мучительная из них — та, где он стоит с Сюзанной и маленькой Элоизой на берегу моря. Он бережно хранил эту фотографию дома в одном из альбомов. Как и другую, что рядом, — тут он в военной форме и ему нет еще и двадцати…