Ирвин Шоу - Ночной портье

– Многим американцам там нравится. Особенно в провинции, в часе езды от Лондона. Вежливый, неназойливый народ. Ни суеты, ни спешки. Обожают чудаков. Первоклассные театры. А если вы любите бега или удить лосося…

– Бега я обожаю. Особенно после триумфа Полночной мечты.

– Славный конек. Вообще-то я имел в виду не только бега. Например, отец Юнис три раза в неделю устраивает конную охоту.

– И что из этого?

– У него прекрасное поместье в провинции, примерно в часе езды от Лондона…

– Кажется, я смекнул, куда вы гнете, – оборвал я.

– Нет, Юнис вполне самостоятельная девушка.

– Кто бы мог подумать?

– Лично я, – продолжал Фабиан, – нахожу ее на редкость хорошенькой. Когда на нее не давит общество старшей сестры, она такая веселенькая и бойкая…

– Да она едва взглянула на меня за все эти дни.

– Ничего, еще взглянет, – посулил он. – Все в свое время.

Я не признался, какие сладострастные мысли по отношению к Юнис питал, пока «ягуар» плавно мчал нас по живописной дороге.

– Вот, значит, почему вы спросили Лили, не захочет ли Юнис присоединиться к нам? – догадался я.

– Должно быть, мое подсознание натолкнуло меня на эту идею, – ответил Фабиан. – В то время.

– А сейчас?

– А сейчас я бы посоветовал вам как следует обмозговать мое предложение. Спешки, впрочем, никакой нет. Можете взвесить все «за» и «против».

– А что скажет Лили?

– По некоторым ее высказываниям я бы рискнул предположить, что она относится к этому благосклонно. – Фабиан вдруг хлопнул в ладоши. Мы приближались к предместью Берна. – Давайте пока оставим эту тему. На некоторое время. Пусть будет как будет.

Фабиан вытащил из отделения для перчаток карту автомобильных дорог и погрузился в нее, хотя до сих пор, куда бы нас ни заносило, он, похоже, знал каждый поворот, каждую улочку.

– Кстати, – спросил он как бы между прочим, – а вам Присцилла Дин тоже всучила свой номер телефона тогда вечером?

– Что значит «тоже»? – запинаясь, только и вымолвил я.

– Она украдкой сунула мне бумажку с номером. Я не настолько самовлюблен, чтобы вообразить, что она остановила выбор исключительно на мне. Все же она истая американка. Демократична до мозга костей.

– Да, мне она тоже дала свой номер, – признался я.

– Вы им воспользовались?

Я вспомнил частые гудки в трубке.

– Нет, не успел.

– Везунчик же вы, – сказал Фабиан. – Она наградила марокканца триппером. Заверните на следующем углу. Еще пять минут, и мы будем у ресторана. Мартини у них просто божественное. Пожалуй, пропустим стаканчик-другой. Вы, во всяком случае. И возьмите еще вина к обеду. После обеда за руль сяду я.

Мы приехали в Гштаад в сумерки. Падал снежок. В разбросанных по холмам коттеджах швейцарского стиля только начинали зажигать свет; пробиваясь сквозь задернутые занавески, он весело мигал, суля тепло и уют. В зимнем сумраке запорошенный снегом городок выглядел особенно чудесно. И меня вдруг охватила щемящая тоска по крутым снежным склонам близкого моему сердцу штата Вермонт.

Когда мы медленно ехали по главной улице, из кондитерской вывалилась шумная ватага детворы в джинсах и ярких куртках с капюшонами. Оживленные голоса и смех, как колокольчики, звенели в морозном воздухе: ребята обсуждали свои проблемы. Какую гору пирожных со взбитым кремом они только что поглотили!

– Здесь всегда много детей, – заметил Фабиан, на черепашьей скорости пробираясь сквозь толпу ребят. – Прекрасная особенность этого городка. Тут три или четыре интернациональные школы. Лыжному курорту нужна молодежь. Она приносит в спорт чистоту и свежесть. Завтра утром вы увидите их на всех горных спусках и будете тужить о своих школьных годах.

Машина стала взбираться по извилистой горной дороге, слегка буксуя в недавно выпавшем снегу. На вершине горы, господствовавшей над городом, находился большой отель, походивший на феодальный замок. Как снаружи, так и внутри он не оказался достаточно чистым и опрятным.

– Обычно шутят, что Гштаад стремится стать Сан-Морицем, но ему это никак не удается, – сказал Фабиан.

– Меня он вполне устраивает, – признался я. Снова оказаться в Сан-Морице у меня не было никакого желания.

Мы расписались в книге регистрации приезжающих. Как обычно, в конторке портье сразу же узнали Фабиана и, казалось, выражали большую радость по случаю его приезда. Он то и дело здоровался, отвечая на приветствия.

– Ваши дамы оставили вам записку, – поспешил сообщить швейцар. – Они сейчас в баре.

– Какой сюрприз, – улыбнулся Фабиан. В просторном баре царил интимный полумрак, но в дальнем конце я все же разглядел Лили и Юнис. Они были еще в лыжных костюмах и сидели в компании пяти мужчин. На столе было вволю шампанского. Лили рассказывала какую-то историю, ее рассказ сопровождался такими взрывами смеха, что за другими столиками на них оборачивались. Я стоял в дверях, сомневаясь, следует ли нам с Фабианом присоединиться к этому веселому обществу.

– Они не теряют времени понапрасну, не правда ли? – сказал я.

– В этом я не сомневался, – с обычной невозмутимостью ответил Фабиан.

– Поднимусь-ка я к себе в номер и приму ванну, – решил я. – Позвоните мне, когда спуститесь к ужину.

– Ах, робкая душа, – улыбнулся в усы Фабиан.

– Что ж, покажите свою храбрость, – ответил я. Уже уходя, услыхал, как снова заржали мужчины, сидевшие с нашими красавицами, и увидел, что Фабиан направился к их столику.

Когда я проходил через вестибюль, туда ввалилась из кегельбана ватага молодежи. В их шумной и бойкой болтовне звучала французская и английская речь. Мальчики – все с длинными волосами, некоторые с бородами, хотя самому старшему из них – не более семнадцати лет.

Одна из хорошеньких девушек в этой компании почему-то пристально уставилась на меня. Это была блондинка с длинными спутанными волосами, почти закрывавшими ее розовое личико. Джинсы с цветочками в пастельных тонах обтягивали ее по-детски округлые бедра. Она откинула волосы с лица, причем это было сделано рассчитанно томным движением, ее веки были голубовато подкрашены, но губы не намазаны. Мне стало неловко от ее пристального взгляда, и я отвернулся, чтобы спросить ключи у портье.

– Мистер Граймс, – неуверенно окликнул меня еще детский голос.

Я оглянулся. Вся компания ребят уже вышла на улицу, и девушка осталась одна.

– Вы ведь Дуглас Граймс, верно? – спросила она.

– Да.

– Летчик?

Я кивнул, не считая нужным вносить поправки в свое прошлое.

– Вы не помните меня?

– Признаюсь, что нет, мисс.

– Конечно, прошло уже три года. Вспомните Доротею. Диди Вейлс. У меня выдавались вперед передние зубы, и я на ночь натягивала на них шину. – Она капризно тряхнула головой, и длинные белокурые волосы упали ей на лицо. – Я и не ожидала, что вы узнаете меня. Кто станет помнить какую-то тринадцатилетнюю девчонку. – Отбросив назад волосы, она улыбнулась, показав ровный ряд прекрасных белых зубов – гордость юной американки, которой не нужно больше надевать шину. – Помните, вы изредка ходили на лыжах с моими предками?