Ирвин Шоу - Ночной портье

В Берлингтон добрался, когда мои часы показывали почти три, и, не мешкая, отправился в школу. Остановив машину напротив школьного здания, я выключил мотор и стал ждать. Вскоре прозвенел звонок, и нестройная орда детишек высыпала наружу. Наконец вышла и Пэт. На ней было меховое пальто, а голову она укутала теплым шарфом. Пэт была близорукой, и я знал, что она не разглядит ни машину, ни тем более меня за рулем. Я уже собрался было открыть дверцу и вылезти, как заметил, что ее остановил один из школьников, высокий плотный парень в клетчатой куртке. Они начали разговаривать прямо на улице, стоя на ветру, который безжалостно трепал полы пальто и концы шарфа на голове Пэт. Боковое стекло стало запотевать, и я опустил его, чтобы лучше видеть.

Я досыта налюбовался на Пэт, поскольку ни она, ни школьник явно не торопились. Поразмыслив над увиденным, я пришел к следующему заключению: передо мной была женщина, довольно милая и приятная, которая несколько лет спустя приобретет типичный облик строгой учительницы и с которой мне не захочется делиться радостями или печалями. В моем сердце оставалась лишь полуистлевшая память о давних светлых днях, смешанная с чувством горечи и утраты.

Я решительно повернул ключ в замке зажигания и запустил двигатель. Увлеченная разговором с мальчиком, Пэт даже не заметила машину, когда я медленно проехал мимо. Взглянув напоследок в зеркальце, я увидел, что две фигурки по-прежнему стоят рядышком, потерявшиеся среди безлюдной серой улицы.

Подъехав к аптеке, я позвонил в Сэг-Харбор.

– Любовь, любовь! – брезгливо морщась, восклицал Фабиан, когда спустя несколько дней я сидел в гостиной роскошных апартаментов, которые он занимал в нью-йоркском отеле Сент-Риджис. Как обычно, а это было везде, где он жил хотя бы один день, повсюду были разбросаны газеты на нескольких языках. Мы были одни, так как Лили вернулась в Англию. А с Эвелин я сговорился по телефону, что завтра приеду к ней в Сэг-Харбор.

– Я-то думал, что вы, во всяком случае, уже прошли через это, – горячился он. – А вы, оказывается, все еще совсем «зеленый». Пока у вас все мило и чудесно, но попомните мои слова…

Я молчал, не ввязываясь в спор. Пусть выговорится.

– Подумать только – жить в Сэг-Харборе, – возмущался Фабиан, шагая взад и вперед по комнате. Сквозь толстые стены и тяжелые занавеси сюда еле доносился неумолчный рокот уличного движения по Пятой авеню. – Всего в двух часах езды от Нью-Йорка. Так и знайте, что получите пулю в лоб за присвоенные деньги. Когда-нибудь зимой вы бывали в Сэг-Харборе? Что будете там делать, когда схлынет ваша любовь?

– Чем-нибудь займусь. Может, стану читать книги, а вам предоставлю работать за двоих.

Фабиан сердито фыркнул, и я невольно улыбнулся.

– Как бы то ни было, – продолжал я, – мне безопаснее жить в Америке в окружении миллионов других американцев, чем в Европе. Вы же видели, что среди европейцев я, как меченый атом, так и бросаюсь в глаза.

– Но я надеялся, что сумею научить вас, как приспособиться к иной среде.

– И за сто лет не выйдет, – горячо возразил я. – Сами прекрасно понимаете.

– Не такой уж вы безнадежный. За то короткое время, что мы были вместе, уже видны некоторые изменения. Кстати, я вижу, что вы приоделись у моего портного. – На мне и впрямь был один из костюмов, купленных в Риме.

– Да, – подтвердил я. – Вам нравится?

– Вы весьма похвально изменились в лучшую сторону с тех пор, как мы познакомились. Вы, кажется, и подстриглись в Риме, не так ли?

– От вас, наверное, ничего не укроется, – покачал головой я. – Эх, Майлс, Майлс…

– Мне даже страшно представить себе, на кого вы станете похожи, живя в Сэг-Харборе.

– Послушать вас, так можно подумать, что я буду жить в каком-то диком краю. А ведь Сэг-Харбор – это часть Лонг-Айленда, одного из роскошных мест в США.

– Насколько я могу судить, – сказал Фабиан, все еще расхаживая по комнате, – в США нет и в помине роскошных мест, как вы изволили выразиться.

– Позвольте, как это нет? – возразил я. – Помнится, вы сами родом из Лоуэлла, штат Массачусетс.

– Ну да, а вы из Скрантона, штат Пенсильвания, – ответил Фабиан. – И нам обоим нужно как можно быстрее позабыть об этом как о досадном недоразумении. Вернее, двух недоразумениях. Ну что ж, женитьба так женитьба. Допустим, с этим я смирюсь. Но вы, похоже, мечтаете о сыне. С этим я тоже готов смириться, хотя это и против моих принципов. Кстати, вы присматривались к нынешним детишкам в Америке?

– Да. По-моему, они вполне сносные.

– Нет, эта женщина положительно околдовала вас. Хм, адвокат в юбке, – фыркнул он. – Боже, если бы я знал, то ни за что не оставил бы вас одного. Послушайте, а она до встречи с вами бывала в Европе?

– Да, приезжала.

– Так почему бы вам не сделать ей такое предложение. Вы поженитесь. Ладно. Но поживете год в Европе. Американки любят жить в Старом Свете. Там мужчины пристают к ним до семидесяти лет, особенно во Франции и Италии. Пусть она посоветуется обо всем с Лили, а потом решает. Хотите, я сам поговорю с ней?

– Вы можете говорить с ней о чем угодно, но только не об этом. Во всяком случае, это не только ее желание. Я тоже не желаю жить в Европе.

– Значит, хотите прозябать в Сэг-Харборе, – мелодраматично простонал Фабиан. – Но почему?

– Множество всяких причин. Большинство из них даже не связано с ней. – Мне не хотелось рассказывать о картинах Анжело Квина и о том, каким они послужили толчком для меня.

– По крайней мере, вы познакомите меня с ней? – обидчиво спросил Фабиан.

– Если вы ни в чем не станете убеждать ее.

– У вас же превосходный компаньон, приятель. Ладно, умываю руки. Когда вы представите меня?

– Поеду к ней завтра утром.

– Надеюсь, не очень рано. У меня в десять часов деловая встреча. Одно деликатное дельце. Потом за обедом все объясню. Останетесь довольны.

– Не сомневаюсь, – кивнул я.

Позднее, к вечеру, когда в небольшом французском ресторане на Ист-Сайде мы ели жареного утенка с оливками и пили настоящее бургундское вино, Фабиан, перегнувшись через стол, поведал о делах, которые он за это время провернул. Оказалось, что и я, и он стали значительно богаче с того дня, когда в женевском аэропорту я провожал взглядом самолет, уносивший моего компаньона и гроб с телом Слоуна.

Было около шести часов вечера, когда мы подъезжали к дому Эвелин. Над тихой сельской местностью уже сгущались приморские сумерки. По дороге Фабиан остановился в Саутхэмптоне и снял номер в небольшом отеле. Мне пришлось терпеливо сидеть и ждать, пока мой неуемный компаньон примет ванну, переоденется и дважды переговорит во телефону с Европой. Между прочим, я сказал ему, что Эвелин приготовила ему гостевую комнату, на что Фабиан ответил: