Эва Хансен - Цвет боли: шелк

Вопрос совладения замком вместе с Ларсом взволновал Петру сильнее, чем ожидал Флинт, подбрасывая такую идею. К утру она твердо решила заявить о своих правах на наследство Жаклин. Все равно самой Жаклин уже нет в живых, она не пьет ничью кровь, почему бы не воспользоваться такой возможностью вмиг стать миллионершей и родственницей Юханссонов не только на словах, но и на деле?

Петра сама себе не признавалась, что вовсе не жажда денег и даже не имя Юханссонов движет ею, а зависть к Линн и желание зачем-то отбить у нее Ларса. Ларс красив и богат, но суть не в том, а в том, что он влюблен в серую курицу, сколько бы ни твердили, что Линн тоже хороша собой и талантлива. Петра попросту завидовала Линн, особенно из-за Ларса, но ни за что не призналась бы в этом.

Женская зависть страшна и разрушительна. Часто она не поддается разумным увещеваниям или обузданию и способна подвигнуть на нелепые и злые поступки, вредящие самой завистнице не меньше объекта зависти.

Линн не подозревала о том, что ей завидуют. Нет, она догадывалась, что такое может быть, ведь Ларс по-прежнему самый красивый мужчина в мире и в его стальных глазах тонула не она одна, стоило Юханссону обнять жену, как та становилась объектом если не ненависти, то осуждения большей части присутствующих женщин, но Линн уже привыкла.

После нелепой истории с Карин Персон, журналисткой из глянцевого издания, принадлежащего Ларсу (ему много что принадлежало, и не только в Стокгольме), которая выложила в блоге рассказ об их с Ларсом якобы романе, а потом долго просила прощения, потому что весь рассказ был ложью, Линн дала себе слово не замечать взглядов ни на Ларса, ни в свою сторону. Но одно дело обещать себе, совсем иное выполнять обещанное. Конечно, она заметила то, как краснеет Петра, стоит ей встретиться с Ларсом взглядом. Бедная девочка влюблена в своего красавца дядю. Это плохо, очень плохо, Линн предпочитала, чтобы те, кто окружает их с Ларсом, относились к ее мужу хорошо, но не страстно, любили, но не были влюблены. Может, перегорит?

Но Линн никак не думала, что дело дошло уже до откровенной зависти и даже намерения попытаться разрушить их с Ларсом брак. Если честно, то о таком намерении, невольно зревшем внутри, не думала и сама Петра. Пока она хотела только внимания Ларса, хотела быть с ним рядом и затмить его невзрачную с точки зрения Петры жену.

Ларс тоже замечал взгляды Петры, но он старательно не давал Линн повода для ревности — хватит уже неприятностей из-за интереса к нему других женщин. Главный редактор его издания и непосредственный начальник Карин Персон Алан верно посоветовал:

— Ларс, женщина может догадываться о ветвистых рогах, даже чувствовать их на своей голове, но только не знать о них! Еще хуже, когда кто-то подносит зеркало, чтобы убедилась в наличии этих рогов.

Тогда Ларс посмеялся, потому что никаких рогов своей любимой жене наставлять не собирался, однако запомнил и второй совет приятеля: если хочешь жить спокойно, не давай повода жене смотреться в это зеркало. Самая догадливая женщина предпочтет закрывать глаза, чтобы не замечать рогов, но только до тех пор, пока ей на них не намекнули.

Ларс для себя запомнил главное: не давать повода.

Но сейчас его меньше всего волновал интерес, проявленный Петрой, и куда больше желание побыть с Линн наедине, во всяком случае, без присутствия тех, с кем они жили в квартире на Библиотексгатан — бабушки Линн замечательной Осе Линдберг и наставника самого Ларса (язык не поворачивался называть его слугой) Свена. Бабушка фактически заменила родителей Линн, а Свен Ларсу. Теперь у Осе и Свена роман, страшно старомодный, с витиеватыми ухаживаниями и долгим ожиданием объяснения в лучших чувствах (и это несмотря на то, что они уже несколько месяцев живут не просто под одной крышей, но и в одной комнате!). Они и женатыми до конца жизни будут в романтических отношениях. Иногда Линн так завидовала бабушке, умевшей отсекать ненужное и получать удовольствие от жизни в любых ее проявлениях.

То, что Свен оказался отцом Петры и бывшим любовником Жаклин, Осе волновало мало. События двадцатилетней давности не имели права давить на нынешние отношения, тем более Петра взрослая девушка, а Жаклин больше нет на свете. Осе выслушала Свена, все поняла и простила ему множество тайн, не всегда праведных.

Они все жили дружно, бабушка и Свен помогали воспитывать малышку, Линн частенько оставляла Мари с обожавшей девочку пожилой парой. Существовала только одна опасность — что Мари разбалуют. Были недели, когда Линн практически прятала Мари от Ларса и пряталась сама, тогда ей помогали друзья по университету Дорис и Лукас, но у них своя жизнь и свои заботы, а Осе и Свен страшно обижались из-за недоверия, они искренне любили маленькую дочь Линн и Ларса, считая ее своей внучкой.

Но в одной квартире со старшими жить удобно только до тех пор, пока тебя не тянет сорвать с жены одежду и потащить под душ, чтобы заняться сексом отнюдь не в миссионерской позе и не под одеялом. Для таких случаев у них имелась еще одна квартира на Эстермальмсгатан в «Квартале жаворонков». Три квартиры в этих дорогих домах дед когда-то купил внукам — Жаклин, Ларсу и Мартину. Квартира Жаклин стояла закрытой в одном доме, а у Ларса с Мартином они были одна над другой во втором.

В квартире Ларса и существовала их «комната боли», напичканная прибамбасами из секс-шопа, предназначенными для занятий БДСМ. Если «припекало» желание, Ларс и Линн просто отправлялись на Эстермальмсгатан.

— Линн, ты не хочешь погулять с малышкой? Погода хорошая, давай съездим на Эстермальмсгатан?

Повторно приглашать не надо, Линн сама давно хотела предложить навестить комнату боли. Но брать ли с собой Мари?

— А почему нет? — пожал плечами Ларс. — Вряд ли она поймет назначение распятия и то, чем занимаются мама с папой. Мала еще. Заодно купим для Мари большой манеж и поставим там…

Через час Мари уже играла в большущем манеже, а Ларс стягивал с Линн джинсы, убеждая:

— Для начала можно и как все.

— Стоило ехать сюда ради этого! — возразила жена.

— Ого! — в глазах Ларса заплясали лукавые чертики. — Как ты заговорила… Ну, держись!

Она права: как все можно бы и в своей комнате под одеялом, а в комнате боли нужно круто и вовсе не ванильно.

— Я знаю, что ты вкусная…

— Ларс!

— Завела старую песню. Нет чтобы сказать, что я тоже вкусный. Или ты уже забыла мой вкус?

Ларс знал, что жену страшно заводят вот такие фривольные разговоры, которые она сама, впрочем, не поддерживает. Сколько ни приучал откровенно выражать свои самые нескромные желания, даже требовать, если чего-то хочется, так и не пересилил ее пуританскую привычку стесняться, когда они наедине.