Жан-Кристоф Гранже - Багровые реки

В неистовстве он бил и бил, пока наконец не остановился, глядя на обезображенное лицо преступника. Оно превратилось в сплошное месиво с торчащими наружу осколками костей; выбитый глаз свисал из орбиты на спутанных жилках.

Убийца не шевелился; на голове у него по-прежнему красовалась бейсболка с цветами «Арсенала». Ньеман сжал окровавленное оружие обеими руками и сунул ствол в разбитый рот негодяя. Он взвел курок и закрыл глаза. Он уже приготовился выстрелить… но в этот миг откуда-то снизу послышался пронзительный писк.

Это звонил у него в кармане мобильный телефон.

Здание Центрального управления уголовной полиции Министерства внутренних дел тянулось вдоль одной из слишком новых и слишком симметричных улиц квартала Нантерской префектуры. Три часа спустя после описанных событий в его окнах еще теплился слабый свет. Это горела стоявшая низко, почти вровень со столом, лампа в кабинете Антуана Реймса; сам он сидел в полумраке. Напротив него, по другую сторону светового круга, вырисовывался мощный силуэт Пьера Ньемана. Только что он коротко изложил содержание своего рапорта о недавней схватке на площади Порт-Молитор.

Реймс скептически спросил:

— И как теперь этот тип?

— Англичанин? В коме. Множественные переломы костей лица. Я звонил в Отель-Дьё: врачи пытаются сделать ему пересадку кожи.

— А его жертва?

— Раздавлена машинами на кольцевой, возле Порт-Молитор.

— Господи боже! Что все-таки произошло?

— Сведение счетов между хулиганами. Среди болельщиков «Арсенала» были люди из клуба «Челси». Во время драки пара бандитов исполосовала своего оппонента ножом.

Реймс недоверчиво качнул головой. Помолчав с минуту, он спросил:

— Ну, а этот твой «оппонент»? Ты уверен, что все дело в ударе копытом?

Ньеман, не отвечая, повернулся к окну. Мертвенно-бледная луна разрисовала странными узорами фасады соседних домов; над темно-зелеными холмами Нантерского парка плыли не то облака, не то радуги. Реймс продолжал:

— Никак не пойму тебя, Пьер. Зачем ты ввязываешься в подобные истории? Надзор за порядком на стадионе — вот и все, что от тебя требовалось, а ты…

Он умолк. Ньеман не реагировал.

— Тебе уже такие выходки не по возрасту, — снова заговорил Реймс. — Да и не твоя это компетенция. В нашем договоре ясно сказано: никаких столкновений, никаких актов насилия…

Круто развернувшись, Ньеман надвинулся на своего шефа.

— Давай ближе к делу, Антуан. Зачем ты вызвал меня среди ночи? Когда ты позвонил, ты еще него не знал об истории в парке. Так что тебе надо?

Реймс не двигался. Широкие плечи, курчавые седеющие волосы, грубый профиль. Внешность старого морского волка. Вот уже несколько лет дивизионный комиссар возглавлял Центральный отдел по борьбе с насилием над людьми — ЦОБННЛ; эта сложная аббревиатура означала на самом деле высшую инстанцию полиции нравов. Ньеман знал Реймса много лет, прежде чем тот заступил на эту административную должность; в молодости оба они были простыми сыщиками, ловкими умелыми сыщиками, в любую погоду, и в дождь и в снег, ловившими преступников на улицах. Полицейский со стрижкой ежиком подался вперед и спросил еще раз:

— Так что же?

Реймс вздохнул.

— Да тут одно убийство…

— В Париже?

— Нет, в Герноне, департамент Изер, возле Гренобля. Это университетский городок.

Ньеман схватил стул и сел напротив дивизионного комиссара.

— Я слушаю.

— Тело нашли вчера в конце дня. Оно было засунуто в расселину скалы над рекой, огибающей кампус [5] Кампус — университетский городок. . Очень похоже, что действовал маньяк.

— Кто убит? Женщина?

— Нет. Мужчина. Молодой парень. Кажется, университетский библиотекарь. Раздет донага. На теле следы пыток — ножевые раны, разрывы, ожоги… и еще, кажется, следы удушения…

Ньеман облокотился о стол и начал двигать взад-вперед пепельницу.

— Зачем ты мне все это рассказываешь?

— Затем, что я хочу направить тебя туда.

— Еще чего! Расследовать убийство? Да парни из гренобльской уголовки через неделю возьмут этого подонка…

— Пьер, не валяй дурака. Ты прекрасно знаешь, что эти дела так просто не делаются. Никогда. Я говорил со следователем. Он просил прислать опытного специалиста.

— Специалиста по чему?

— По убийствам. И по нравам. Он подозревает сексуальный мотив. Ну, в общем, что-то в этом роде.

Ньеман нагнулся к свету и тотчас ощутил на лице жар от мощной лампы.

— Антуан, ты чего-то недоговариваешь.

— Следователя зовут Бернар Терпант. Он мой старый приятель. Мы с ним земляки, оба из Пиренеев. Он просто в шоке, ясно тебе? И он хочет распутать это как можно скорее. Избежать шума, прессы, всего этого дерьма. Через несколько недель начало учебного года; нужно кончить расследование до этого. В общем, что тебе объяснять…

Старший комиссар встал и снова шагнул к окну. Он мрачно уставился на светящиеся точки фонарей и темную листву парка. Перед его глазами еще стояли жестокие сцены последних часов — удары ножа, кольцевой бульвар, погоня за преступником на кортах Ролан-Гарроса. В сотый раз он подумал о том, что звонок Реймса не дал ему убить человека. И еще о том, что эти приступы необузданной ярости, лишавшие его рассудка и доводившие до полного безумия, грозили самым худшим.

— Ну так как? — спросил Реймс.

Ньеман обернулся.

— Я уже года четыре как не занимаюсь такими делами. Почему все-таки ты предлагаешь мне это расследование?

— Мне нужен опытный человек. Ты же знаешь, что в центральной конторе не замедлят послать туда своего человека, на результат им наплевать. — Его грубые пальцы забарабанили по столу. — Так что я пользуюсь своей скромной властью.

Комиссар ухмыльнулся, сверкнув очками в железной оправе.

— Выпускаешь волка из логова?

— Да, выпускаю волка из логова. Для тебя это удобный случай проветрить мозги. Для меня — услуга, которую я оказываю старому приятелю. По крайней мере, за это время ты больше никому не своротишь морду на сторону.

И Реймс схватил листки факса, блестевшие под лампой на его столе.

— Вот первые выводы местных жандармов. Так берешься или нет?

Ньеман шагнул к столу и собрал еще теплые бумажные полосы, небрежно скомкав их.

— Я тебе позвоню. Хочу сперва узнать, что там в Отель-Дьё.

Покинув улицу Труа-Фонтано, Ньеман вернулся к себе домой, в Девятый округ, на улицу Лабрюйера. Просторная, почти пустая квартира сияла любовно, по старинке, навощенным паркетом. Он принял душ, обработал свои раны, впрочем, не такие уж страшные, и взглянул в зеркало. Костистое, морщинистое лицо. Седоватый блестящий ежик волос. Очки в металлической оправе. Ньеман довольно улыбнулся своему отражению. Не хотел бы он увидеть такую физиономию на темной улице.