Жан-Кристоф Гранже - Багровые реки

— Что ты несешь?

— Когда я учился в школе инспекторов, я слушал одну из ваших лекций, комиссар.

— Ну, и что же дальше?

Карим поднял воротник куртки:

— А дальше, если воспользоваться вашим сравнением с зеркалами, наши с вами расследования ложатся вот так…

Он поднял руки и медленно соединил их ладонями.

— Каждое из них отражает другое. А где-то в «мертвой зоне» притаился убийца и ждет нас.

— Как мне с тобой связаться, если что?

— Я сам буду вам звонить. Я просил у начальства мобильник, но в бюджете — девяносто семь города Сарзака такая роскошь не предусмотрена.

Молодой сыщик склонился перед комиссаром в церемонном восточном поклоне и неслышно скользнул в темноту.

Ньеман пошел к своей машине, глядя вслед новенькой «Ауди», вихрем сорвавшейся с места и растаявшей в мокром тумане. Он вдруг почувствовал себя измученным и старым, как будто на него разом навалились ночная тьма, прожитые годы и неуверенность в себе. Горло у него сжималось от непонятной черной тоски. И в то же время он теперь ощущал себя куда более сильным — ведь отныне у него был союзник.

И союзник умный, бесстрашный — первый сорт!

Кристаллы переливались розовыми, голубыми, зелеными, желтыми искрами. Крошечные разноцветные призмы были похожи на стекляшки в детском калейдоскопе. Ньеман оторвался от микроскопа и спросил Коста:

— Что это?

В голосе врача звучало недоумение:

— Стекло, комиссар. На сей раз убийца подложил стеклянную крошку.

— Куда?

— Опять в глазницы, под веки. Как будто там, на тканях, застыли слезинки.

Разговор происходил в больничном морге. На молодом враче был окровавленный халат. Ньеман впервые видел Коста в этой жесткой белой хламиде: облачение и окружающая обстановка придавали ему какое-то суровое величие. Кост улыбнулся, но его глаза за толстыми стеклами оставались серьезными.

— Вода, лед, стекло. Сходство материалов очевидно, комиссар.

— Я и сам вижу, — пробурчал Ньеман, подходя к накрытому простыней трупу, возвышавшемуся на столе в центре комнаты. — Ну и что это означает? Я хочу сказать, куда направляют нас эти стекляшки? У них есть какие-нибудь особенности?

— Я жду сведений от Астье. Он поехал к себе в лабораторию, чтобы провести всесторонний анализ и выяснить происхождение осколков. Заодно он привезет результат анализа пыли и мусора, которые вы собрали на складе. Что же касается чернил в найденной тетради, тут мне вас обрадовать нечем — самые обычные чернила, ничего особенного. А с цифрами мы пока еще не разобрались. Одно несомненно: это почерк Серти.

Ньеман досадливо взъерошил коротко остриженные волосы. Он совсем забыл о находках на складе. Оба замолчали. Комиссар поднял глаза и вдруг увидел, что Кост сияет, как будто ему удалось наконец решить трудную математическую задачу. Он раздраженно спросил:

— Что с тобой?

— Да ничего. Просто… Вода, лед, стекло… Ведь это все — кристаллы!

— Я тебе уже сказал, что и сам это вижу.

— А все эти кристаллы образуются при разных температурах.

— Не понял!

Кост взволнованно сжал руки.

— Комиссар, строение этих веществ находится в прямой зависимости от температуры. Холод льда. Комнатная температура воды. И сильнейший жар, при котором плавят песок, чтобы получить стекло.

Ньеман гневным жестом отмел это заявление.

— Ну и что с того? Чем это нам поможет?

Кост виновато понурился; к нему вернулась прежняя робость.

— Да я ничего… Просто заметил…

— Лучше расскажи-ка мне о повреждениях тела.

— Если не считать ампутированных кистей рук, поза такая же, как у Кайлуа. Только следы пыток отсутствуют.

— Как! Значит, Серти не пытали?

— Нет. По-видимому, убийца уже знал все, что ему нужно, и сразу приступил к делу. Ампутировал глаза и руки, а потом задушил свою жертву. Но Серти, видимо, прошел через муки ада — ведь убийца сначала изувечил его: отсек обе кисти, вырезал глаза и лишь затем прикончил.

— А как его задушили?

— Точно так же, комиссар. Использовался металлический тросик. Сначала жертву им связали. Как и в первый раз. Следы на конечностях абсолютно идентичны.

— А руки? Как он отрубал руки?

— Трудно сказать. Такое впечатление, что он действовал с помощью тонкой железной струны, вроде той, которой режут масло: обматывал ею запястье жертвы и с нечеловеческой силой затягивал концы. Поверьте, комиссар, это должен быть настоящий колосс. Исключительное явление!

Ньеман задумался. Несмотря на разъяснения врача, проливавшие хоть какой-то свет на это дело, он никак не мог даже смутно представить себе облик убийцы. Что-то мешало комиссару вообразить конкретного человека, скорее ему представлялось некое явление, воплощение грозной силы и разрушительной энергии природы.

— Время преступления установили? — спросил он.

— На это не надейтесь! Если труп находился во льду, точное время назвать невозможно.

Дверь морга с грохотом растворилась, и на пороге возник долговязый человек с иссиня-бледным лицом, приплюснутым носом и светлыми круглыми, совиными глазами. Кост представил комиссару эксперта Патрика Астье. Едва поздоровавшись, химик выложил на стол пакетик со стеклом и возбужденно заговорил:

— Ну вот, я установил состав: это песок из Фонтенбло: сода, свинец, поташ и бура. Судя по пропорциям ингредиентов, можно говорить о его назначении; из такого стекла делали стены и потолки в бассейнах, оранжереях или домах постройки тридцатых годов. Убийца направляет нас к какому-то строению, застекленному подобным образом, и…

Ньеман вскочил и бросился к двери. В мгновенном озарении он вспомнил стеклянный кабинет офтальмолога. Он мысленно клял себя на чем свет стоит. Это не могло быть совпадением: Эдмон Шернесе — вот очередная, третья жертва убийцы!

Марк Кост окликнул полицейского, когда тот уже распахнул дверь:

— Куда вы, комиссар?

Ньеман бросил через плечо:

— Кажется, на сей раз я знаю, в кого метит убийца. Если еще не слишком поздно…

В коридоре Ньемана догнал Астье. Он схватил его за рукав.

— Комиссар, я еще не рассказал вам об анализе пыли.

Ньеман изумленно взглянул на химика сквозь запотевшие очки.

— Что? Какая еще пыль?

— Да та, что вы собрали не складе. Так вот: это раздробленные кости животных.

— Каких животных?

— Скорее всего, крыс. Не сочтите за бред, но, по-моему, ваш парень, Серти, занимался разведением грызунов и…

Новый ужас! Новое безумие!

— Ладно, потом, — выдохнул Ньеман. — Когда вернусь.

Ньеман мчался по шоссе, безжалостно выжимая из машины максимальную скорость — 150 километров в час.

Если доктор Эдмон Шернесе станет следующей жертвой, значит, он — третий виновный.