Джон Коннолли - Гнев ангелов

Пассажир предоставил девочке возможность дать выход ярости. Скрывшись в форте, он забрался в спальный мешок и попытался уснуть, но не тут-то было. С недавних пор голос подземного бога стал значительно громче, он отчаянно пытался сообщить что-то, но пассажир никак не мог понять божественного сообщения, что способствовало нарастающему огорчению обоих. Пассажиру хотелось, чтобы подземный бог замолчал. Ему хотелось покоя. Хотелось подумать в тишине об убитых им мужчине и женщине. С каким наслаждением он забрал их жизни, в особенности жизнь женщины! Он успел забыть о таком наслаждении.

Ему захотелось найти новую жертву, и как можно скорее.

Харлан Веттерс и Пол Сколлей отправились в свой роковой охотничий поход во второй половине дня, но столь позднее время показалось нам неразумным: даже при свете дня нелегко будет найти самолет, а фонари могли выдать нас в лесу так же несомненно, как рев вездеходов. Не менее глупым казался и выход в предрассветных сумерках или даже на рассвете, тогда увеличивалась вероятность случайных встреч с обычными охотниками. И я решил, что вы выедем в начале одиннадцатого, что даст нам чистые пять или шесть часов хорошего света до того, как солнце начнет клониться к закату, а к тому времени, если повезет, мы уже найдем самолет, заберем список и спокойно поедем обратно в Фоллс-Энд.

— Да, если повезет, — произнес Луис, и в его голосе не отразилось и тени воодушевления.

— Нам никогда не везет, — пробурчал Ангел.

— Вот почему нам никогда не мешает запастись оружием, — добавил Луис.

Мы поселились в мотеле в пяти милях к югу от Фоллс-Энда. В соседнем доме находилась закусочная, где на выбор предлагалось всего лишь семь сортов бутылочного пива. Имелись «Бад», «Миллер» и «Курс»; те же бренды предлагали сорта легкого пива. И еще был «Хайнекен».

Мы предпочли «Хайнекен».

Джеки Гарнер поехал домой, надеясь объяснить матери, почему не сможет сегодня составить ей компанию на их традиционном еженедельном киновечере. С этим могли возникнуть проблемы, особенно учитывая тот факт, что старушка и Лиза, подружка Джеки, взяли на сей раз в прокате романтическую комедию «Пятьдесят первых поцелуев», зная, как он любит Дрю Бэрримор. Джеки всегда относился к Дрю Бэрримор равнодушно и не имел ни малейшего представления, как такое нейтральное отношение трансформировалось в нечто близкое к одержимости в глазах его матери. Он так и не сумел подыскать вразумительного оправдания своего ухода, ссылаясь лишь на необходимость «срочной работы». Джеки сообщил мне раньше, что последние несколько дней его мать пребывала в более нормальном состоянии, что означало, однако, предъявление необычайных собственнических претензий к ее единственному сыну. Но у матери Джеки имелось и дополнительное преимущество: раньше она видела в подружке Джеки соперницу, претендующую на привязанность ее отпрыска, но за последний год ее отношение смягчилось. Убедившись, что, несмотря на все усилия, связь ее сына с Лизой вряд ли разорвется в ближайшее время, миссис Гарнер мудро решила, что лучше будет держать ее в роли союзницы, а не противницы, и Лиза пришла к тому же заключению. А натиск роковой болезни миссис Гарнер теперь придал их взаимоотношениям остроту и удобство.

В закусочную набилось много народу, и большинство разговоров крутилось вокруг последних событий в Фоллс-Энде. Судя по слухам, не произошло никаких изменений в состоянии Мариэль и Грейди Веттерс. В противоположность этому, как говорили, расследование, сосредоточенное на убийствах Тедди Гаттла и Эрни Сколлея, достигло заметных успехов, и Грейди Веттерса уже исключили из списка подозреваемых.

— Им вкололи огромную дозу какой-то дури, как я слышал, — сообщил мне здоровый бородач пару минут тому назад, когда я заглянул в уборную. Он, покачиваясь, стоял над писсуаром, поэтому укрепил свою позицию, упершись лбом в стену.

— Кому вкололи-то?

— Мариэль и Грейди, — пояснил мужик. — Кто-то накачал их наркотой.

— А вы откуда знаете?

— Мой свояк работает у шерифа в помощниках. — Сортир огласился звуком пьяной отрыжки бородача. — Сам Грейди не смог бы так наколоться, поэтому никого и не убивал. Я мог бы сразу сказать им это. Как и любой из наших горожан. А вы приехали поохотиться?

— Да.

— Нужен проводник?

— Мы уже наняли одного, спасибо.

Если он и слышал мой ответ, то решил пропустить его мимо ушей. Продолжая направлять струю левой рукой, правой бородач порылся в кармане и извлек именную визитку местного лесничества. Похоже, в этих краях все подрабатывают проводниками.

— Это я, — заявил он. — Грег Вессель. Можете звонить в любое время.

— Спасибо, буду иметь в виду.

— Я не расслышал вашего имени.

— Паркер.

— Не могу пока пожать вам руку.

— Я понимаю. А вы слышали что-нибудь о тех убитых? Репортерам из новостей, видимо, известно не больше моего, а сам я вообще ничего не знаю.

— Эрни Сколлей и Тедди Гаттл, — сообщил Вессель. — Свояк говорит, что на руке Тедди тоже нашли следы укола, а ведь Тедди любил только травку. Курильщики травки не колются. Старина Эрни просто получил две пули в спину. Какой долбаный трус мог стрелять в спину старика, а?

— Не знаю такого, — сказал я.

— Вы задаете много вопросов, — заметил Вессель, но я не услышал в его замечании никакого недовольства или подозрительности. — Может, вы сами из репортерской братии?

— Вот уж нет, — решительно возразил я. — Мы заехали сюда поохотиться, а такое увлечение, знаете ли, побуждает человека заботиться о собственной безопасности.

— Ну, у вас же есть оружие.

— Есть.

— И вам известно, как им пользоваться?

— Да вроде того.

— Тогда вам не о чем беспокоиться.

Он наконец облегчился и ждал своей очереди, пока я мыл руки.

— Так не забудьте, — напомнил он, — проводник и таксидермист Вессель. К рассвету я буду трезвее стеклышка. Гарантированно.

Когда я вернулся за столик, официантка уже принесла для нас с Ангелом и Луисом три тарелки с гамбургерами. Скромных размеров. А вокруг них темнели жалкие кучки худосочных, пережаренных ломтиков картошки фри, сильно смахивающие на остатки разворошенного птичьего гнезда. Ангел слегка придавил пальцем свой гамбургер. Из него вытекла струйка жира.

— Разве мы заказали сухарики? — спросил он.

Официантка как раз вернулась, чтобы наполнить наши стаканы живительным напитком.

— Желаете что-нибудь еще? — спросила она.

— Побольше еды для начала, — заявил Ангел. — Любой еды.

— У нас вечер гамбургеров, — пояснила официантка.

Ее шевелюра пылала рыжим огнем. Такой же оттенок имели ее губы, щеки и униформа. Если бы на дворе не стоял ноябрь и татуировка в виде сердечка на правом предплечье не гласила «паршивец Маффи», то она могла бы сойти за праздную отпускницу.