Джон Коннолли - Гнев ангелов

Почему ребенок мог укусить женщину?

Потому что она угрожала или причинила боль его матери.

«Так вот, значит, как вы действовали, — подумал Коллектор. — Воспользовались чем-то на кухне, по всей вероятности кофейником, чтобы обезвредить на время мать, и выбежали из дома. А ребенок бросился за вами и задержал вас, что позволило пострадавшей прийти в себя и затащить вас обратно в дом. Разумный план. Он едва не сработал».

Коллектор подумал, что встреча с Барбарой Келли могла быть весьма интересной. Разумеется, его интерес подразумевал как личные, так и профессиональные аспекты. Если, как он полагал, на ней лежала вина за развращение столь многих душ, то ему пришлось бы навестить ее с карающим ножом, но его восхитила борьба, затеянная грешницей в конце жизни. Он знал многих людей, боровшихся за жизнь и питавших иллюзии, что они выживут в подобных обстоятельствах, но ему самому приходилось обрывать слишком много жизней, и он давно понял, что такая реакция является не правилом, а исключением. Большинство принимали смерть без сопротивления, оцепенев в непостижимом потрясении.

Он размышлял о том, что Келли могла рассказать убийцам перед концом. Это уже другой вопрос: никто не устоит перед пытками. Все раскалываются. И этого нечего стыдиться. Трудность для мучителя заключается в том, чтобы выяснить, правда ли то, что сказано под пыткой. Если долго бичевать человека, а потом попросить его сказать, что небеса розовеют, луна багровеет, что день — это ночь, а ночь — это день, то он будет готов подтвердить все, клянясь жизнью своих жены и детей. Искусство ранней стадии пытки заключается в причинении лишь достаточно ощутимой боли с переходом к вопросам, ответы на которые известны или легко проверяемы. Любому расследованию нужны отправные точки.

Так что же она могла им рассказать? В письме Келли обещала предоставить новые имена и обеспечить их более подробными сведениями, но люди, способные с такой изощренностью пытать жертву, а потом оставить ее в горящем доме, едва ли были на стороне ангелов, и, следовательно, вряд ли их интересовало установление личности тех, кто убивал по их приказу. Нет, их больше интересовало удерживание распространения такой информации. Вероятно, им хотелось узнать, с кем она связывалась и что уже успела передать. Так что же сообщила Келли под воздействием нестерпимой боли? Вероятно, убийцы теперь знали, что в конторе «Элдрич и Ко» имеется список имен. Они могли — неразумно — начать действовать против Элдрича либо постараться свести вред к минимуму иными средствами, обеспечив молчание тех, кто попал в тот конкретный список.

Тогда возникал дополнительный вопрос: с кем еще могла связаться эта женщина? Вряд ли она решилась довериться многим. На самом деле Коллектор смог припомнить только одного.

Но, с другой стороны, тот старый еврей мог сам позаботиться о себе.

Коллектор докурил сигарету и, тщательно затушив окурок в луже воды, сунул его в карман своего черного пальто. Пальто он носил почти постоянно, вне зависимости от погоды. Чрезмерную жару или холод переносил легко, и в любом случае человеку всегда нужны карманы: для сигарет, бумажника, зажигалки и для набора ножей. Он глянул в северном направлении, где Элдрич еще торчал в своем кабинете, изучая документы. Эта мысль доставила ему удовольствие, несмотря на воспоминание об утреннем споре, ведь Элдрич и Коллектор редко обменивались грубостями. В данном случае, прикинул он, спор возник из-за противоречия философий. Вопрос был в предположении, что предупредительные меры противоречат законным требованиям предъявить убедительные доказательства совершения преступления. В итоге, впрочем, могла потребоваться помощь ножа, поскольку за человеком с ножом всегда остается последнее слово.

Единственная офисная лампа заливала мягким светом письменный стол в кабинете Элдрича, когда он, оторвав взгляд от списка имен, глянул вдаль, словно почувствовал чьи-то мысли. Они с Коллектором жили душа в душу, что делало их сегодняшнее расхождение во взглядах еще более досадным. Папки разных размеров по большинству имен из этого списка лежали по правую руку. Все эти личности скомпрометировали себя, но заслуживали ли они смерти? Элдрич сомневался. Он одобрял последний приговор только в самых исключительных случаях, и, по его мнению, никто из этих персон не мог безоговорочно быть предоставлен заботам Коллектора. Но он также признавал, что, подобно заряженным пистолетам или острым клинкам, они имели потенциальную возможность нанести огромный вред, и, пусть спорно, но деяния некоторых из них уже тянули на серьезные прегрешения. Хотя оставался вопрос: является ли потенциальная возможность нанесения вреда, в большинстве случаев еще не реализованная, оправданием для лишения жизни? Для Элдрича ответ был отрицательным, а для Коллектора — положительным.

И вроде бы они достигли компромисса. Выбрали одно имя, человека, которого Элдрич считал самым мерзким. Коллектор мог поговорить с ним и решить, что делать дальше. Между тем оставалась проблема последнего имени, единственного имени, напечатанного красным чернилами.

— Чарли Паркер, — прошептал старый законовед, — что же вы натворили?

Дэвис Тейт, развалившись на обтянутой кожзаменителем барной скамье, высокая спинка которой обеспечивала относительное уединение, в четвертый раз прикинул свои рейтинги, надеясь найти повод для торжества или хотя бы для легкого оптимизма.

Его ставки зашкаливали: экономика по-прежнему нестабильна, президента связал по рукам и ногам его собственный компромиссный идеализм, консерваторы преуспевали в очернении профсоюзов, иммигрантов и учреждений социального обеспечения, сделав их козлами отпущения за алчность банкиров и акул Уолл-стрит и тем самым сумев убедить здравомыслящих людей в том, что беднейшие и слабейшие слои нации виноваты в большинстве ее болезней. Не переставало изумлять Тейта то, что большинство тех же самых индивидуумов — грязные бедняки, безработные, получатели пособий — слушали его программу, даже когда он осуждал тех — организаторов профсоюзов, излишне сочувствующих либералов, — кто главным образом и стремился им помочь. Озлобление, глупость и эгоизм, как он обнаружил, всегда победят любые разумные аргументы. Тейт иногда задавался вопросом, чем нынешнее поколение отличается от поколения его дедов с точки зрения выборов президента, и пришел к выводу, что предыдущие поколения хотели, чтобы их правители были умнее, чем они сами, а нынешние избиратели предпочитают, чтобы ими правили такие же тупицы, как они сами. Тейт хорошо изучил обывателей, поскольку зарабатывал на жизнь, потворствуя их базовым низменным инстинктам. Он осознавал, что они напуганы, и раздувал мерцающие языки пламени их страха.