Йен Фишер - Ночной консьерж

– Ты страдаешь банальной логикой, – фыркнула Алиса. – По-твоему, если ученый-генетик встречается с ребенком, значит, этот ребенок – непременно чей-то клон! А если этот ребенок – гений? Вундеркинд? А профессор просто занимается с ним физикой? За хороший гонорар можно нанять в репетиторы хоть нобелевского лауреата.

– Не спорьте, – вздохнула Кристина. – Вы не знаете Ларсена. Для него что банальная логика, что нетривиальная… Он считает себя выше всякой логики. Умей я угадывать его мотивы, какое счастливое детство у меня было бы!

– Что ты еще узнала об этом профессоре? – Серж решительно прервал общую дискуссию.

– Немного. Он изучал в университете физику и генетику. Затем специализировался по этим профилям. Две его работы по генетике, которые я нашла в Интернете, посвящены теории восстановления биомассы при помощи электромагнитных воздействий на ген.

– А доступней? – насупилась Алиса.

– Да ничего сложного тут нет. Наша планета засорена, как мусорный бак во время праздников. Это все понимают. Практически все биологические организмы мутируют, и не в лучшую сторону. А с помощью системы воздействия на ген, которую придумал Хатчинс, их можно как бы очищать, то есть возвращать в первоначальное состояние.

– Да ну?!

– Любой ген обладает памятью. И первородная матрица – самая сильная часть генной памяти. При воздействии на ген эта память начинает вытеснять все последующие наслоения, и всё, что содержит гены – фрукты, овощи, почва или вода, – возвращается к своему первородному состоянию. Это как в компьютерах есть «recovery point», точка восстановления, к которой можно вернуться одним кликом, если жесткий диск засорился ненужными программами и вирусами.

– И сколько Нобелевских премий у твоего Хатчинса? – поинтересовался Ким.

– Нисколько. Он же только разработал теорию. Насколько я знаю, на практике еще ничего не подтвердилось. Пока подтвердится, пока результаты протестируют, пока признают…

– А там и Апокалипсис поспеет.

– Не каркай! Излишний оптимизм нам не к лицу, – подмигнула Алиса. – А что было в той газете? Как ты вышла на профессора?

– Небольшая заметка про птиц. Читали, наверное, в новостях? Стаи птиц в разных странах падали с неба замертво – и никаких видимых причин. Десятки бредовых версий – от отравления газами в нижних слоях атмосферы до столкновения стаи с самолетом.

– Я видела по телеку.

– А я читал в Интернете.

– Ну а я через людей из френдленты вышла на любопытную теорию профессора Хатчинса. Дело в том, что птицы падали на землю, растерзанные в клочья. И профессор считал эти эпизоды примерами удачных опытов генной модернизации. То есть подтверждением своей теории. Кто-то вернул гены этих птиц в исходное состояние. А в безобидных пернатых они за столетия мутировали из бешеных хищников. Так что, вернувшись в свое первородное состояние, птицы просто растерзали друг друга в воздухе. Ну, а ты что на это скажешь?

Все посмотрели на Сержа.

Серж стоял, опершись на стол, побелевший, будто собрался показывать трагическую пантомиму. Левое веко дергалось в нервном тике.

– Что ты сказала про птиц? – хрипло переспросил он.

– Они падали мертвые. А Хатчинс предположил, что кто-то вернул их гены в исходное состояние. И к птицам вернулась жестокость, которая была присуща им сотни лет назад, когда они были хищниками. Они растерзали друг друга в полете…

– Птицы… Птицы! О-о-о-о…

Серж застонал. Остальные стояли молча, ничего не понимая. Перед глазами Сержа возникла жуткое выражение лица капитана Романова, с которым он предупреждал: «Не играй со мной». Он вспомнил, как еще два с половиной часа назад пожимал сухую руку капитана, обещая найти Ларсена, чтобы разоблачить «Стаю». Но главное – слова Романова, сказанные чуть ранее: «Если им понадобится, чтобы птицы растерзали друг друга где-нибудь в небе над Европой, они добьются этого, испаряя газы ядовитых растений в Таджикистане или Намибии».

– Какой же я идиот! – Серж хотел ударить ладонью по столу, но вместо этого сжал его край побелевшими пальцами.

Всего минуту назад он собирался рассказать Кристине, что в поисках ее отца теперь заинтересована могущественная организация, что они могут сосредоточиться на его поисках и шансы найти господина Ларсена повышаются. Он не успел сделать этого только потому, что собирался с духом, ведь сначала надо было сообщить девушке, что это ее отец заказал преступникам в погонах похищение другого почтенного бизнесмена. Но теперь ему открылась жуткая истина. Его снова попытались использовать. Как там говорил Романов? «Мы – маски, ходячие маски. Точнее – склады масок, их у нас бесконечное количество. У нас их так много, что мы уже не помним собственных лиц». Он не лгал. Ему, точнее – им – действительно нужен Ларсен. Но не для того, чтобы разоблачить «Стаю».

Несколько секунд Серж колебался. Желания становиться героем, а возможно – мертвым героем, – не было никакого. Но второй раз использовать себя вслепую, как наивного простака, он позволить не мог. Серж повернулся к Кристине:

– Тебе нравятся дикие животные?

– Какие именно?

– Зайцы, кабаны, лоси…

– Лоси симпатичные.

– Знаешь, я против того, чтобы мы с тобой становились похожими даже на таких милых зверушек, как лоси. Мы больше не должны быть дичью, на которую охотятся. Теперь мы сами станем охотниками.

– Охотниками?!

– Да! Довольно убегать! Пора развернуться, обнажить клыки и напасть. Я объявляю сезон охоты на всех Али, Романовых, Казбековых и Ганди вместе взятых.

– Охота! – возбужденно воскликнула Алиса. – Это мне нравится!

– Какая охота? Что ты собираешься делать? – встревоженно спросила Кристина.– То, что умею лучше всего. Вечеринку.

Глава двадцатая

Старпом Нестеров брезгливо поморщился, когда брызги воды, принесенные капризным столичным ветром, упали на позолоченный кантик его парадного кителя. Нестеров испытывал рефлекторное отвращение к Москве-реке. Вода, которая ломтями расходилась сейчас из-под носа «Одри», чудилась ему скопищем немыслимых химических формул. Несмотря на то что острый глаз корабельного офицера иногда замечал у пристаней в черте города резвящихся в воде рыбных мальков, Нестеров каждую секунду готов был к появлению из речных глубин добиблейских чудовищ – русалок с песьими головами, шестируких младенцев, покойников с распухшими губами и отрезанными веками, субмарин из песка и ракушек. Да что говорить, даже собственное отражение в этой воде внушало ему отвращение.

Старпом Нестеров не любил Москву-реку. И не любил многолюдные вечеринки на вверенной ему яхте. Потому что по уставу обязан был во время светских мероприятий присутствовать на судне в полном парадном облачении. Нестеров неуютно чувствовал себя в парадной форме. Особенно здесь, на корме в машинном отделении, где его и не видит никто. Он смахнул с кантика капли, поморщился, глянув на свои трясущиеся в речной ряби щеки. Старшему помощнику отчего-то захотелось по-детски швырнуть чем-нибудь в свое отражение на воде, чтобы разбить стареющее лицо на тысячи брызг. Разбить и забыть о нем.