Линкольн Чайлд - Холодная месть

— Мы зря теряем время, — сказал немец. — Не заставляй меня повторять. Джадсон, прикрой.

Эстерхази вынул пистолет и отступил на шаг. Боже, какая мерзость! Зачем? Можно ведь обойтись и без этого. А Фальконер рад — видно, ему хочется резать и мучить.

Эстерхази ощутил подкатывающую тошноту.

— Вы совершаете серьезную ошибку… — угрожающе произнес Беттертон.

Но снова не успел договорить, поскольку Фальконер вонзил острие глубоко между пальцами.

— Я тебя убью! — заорал Беттертон.

Эстерхази смотрел, леденея от ужаса, как Фальконер, держа железной хваткой кисть незваного гостя, ковыряет и крутит в ней ножом.

Беттертон зашатался, зашипел сквозь стиснутые зубы, но ничего не сказал.

— Скажи, зачем ты сюда явился! — приказал Фальконер, втыкая нож глубже.

— Я вор! Вор! — выдохнул гость.

— Интересная версия. Но я в нее не верю.

— Я…

Не слушая, Фальконер ударил Беттертона коленом в пах, а когда бедняга согнулся от боли, хряснул лбом в переносицу. Гость, скуля, рухнул на парусину, из сломанного носа хлынула кровь.

Фальконер завернул угол полотнища, уложил на несчастного, опустился на парусину коленями, придавив грудь. Провел острием по мягкой коже под подбородком. Не могущий встать, растерянный и оглушенный Беттертон лишь крутил головой, мыча.

Фальконер вздохнул, то ли от сожаления, то ли от нетерпения, и воткнул острие на дюйм в подбородок, у самой шеи.

Наконец Беттертон заорал во всю мочь, забарахтался. Выждав немного, Фальконер вынул лезвие.

Несчастный закашлялся, выплюнул кровь.

— Я репортер.

Голос казался бульканьем, слова различались с трудом.

— Репортер? И что расследуешь?

— Убийство… Джун и Карлтона Броди.

— Как ты меня нашел?

— Местные подсказали… прокат машин… авиакомпания…

— Этому больше верится. Ты рассказал кому-нибудь обо мне?

— Нет!

— Отлично.

— Вы должны меня отпустить! Меня ожидают… докер в лодке…

Фальконер резко и точно полоснул по глотке репортера и мгновенно отскочил, чтобы не попасть под струю крови.

— О боже! — воскликнул Эстерхази в ярости и негодовании, инстинктивно отступив на шаг.

Беттертон схватился руками за рану. Кровь хлынула меж пальцев. Фальконер прикрыл парусиной судорожно дергающееся тело.

Эстерхази глядел, оцепенев от шока. Фальконер же спокойно выпрямился, вытер руки, расправил одежду и посмотрел на умирающего репортера с очевидным удовольствием. Затем повернулся к Эстерхази и спросил:

— Что, Джадсон, чересчур сильно для тебя?

Тот не ответил.

Они снова поднялись на верхнюю палубу. Эстерхази был совершенно выбит из колеи жестокостью Фальконера, его очевидным наслаждением пыткой. Прошел за немцем через салон на ют. Внизу еще ожидала моторная лодка.

Фальконер перегнулся через фальшборт и заговорил с блондинистым докером, сидевшим в ней:

— Вик, тело в переднем грузовом отсеке. Когда стемнеет, заберешь и выкинешь, но чтобы надежно.

— Да, сэр, — ответил докер.

— Тебе понадобится подходящая легенда насчет того, почему ты не вернулся с гостем. В общем, он оказался парнем что надо и мы пригласили его в короткий круиз.

— Так точно, сэр.

— Я бы предложил оставить тело в начале Риверсайд-парка — там глухие заросли и часто промышляют воры. Пусть думают, что его ограбили и прирезали. Можно и в море бросить, но потом в случае чего труднее будет объяснить.

— Да, мистер Фальконер, — ответил докер, завел мотор и отчалил в сторону гавани.

Фальконер проводил взглядом удаляющуюся лодку и, хмурясь, повернулся к Эстерхази:

— Меня отыскал чертов тупой репортер! Одно объяснение: он тебя выследил!

— Меня он выследить не мог. Я был очень осторожен. К тому же я в жизни не бывал поблизости от Мэлфорша.

Фальконер долго смотрел на него, сощурившись, затем расслабился:

— Ну раз так, будем считать, что разделались с проблемой всухую, герр Эстерхази?

Тот не ответил.

— Теперь в полной готовности ждем Пендергаста. Ты уверен, что надежно закинул крючок и твой агент непременно явится?

— С Пендергастом ни в чем нельзя быть уверенным, — ответил наконец Эстерхази.

Фелдер стоял в дальнем углу комнаты Констанс Грин в больнице «Маунт-Мёрси». Там же присутствовали доктор Остром, агент Пендергаст и лейтенант нью-йоркской полиции д’Агоста. Вчера полиция забрала все книги Констанс, ее личные записи, вещи и даже висевшие на стенах рисунки. Утром выяснилось, что доктор Пул — мошенник, выдавший себя за другого. Фелдеру пришлось вытерпеть разнос от настоящего доктора Пула, который растер Фелдера в порошок за неосмотрительность. Разве трудно было основательно проверить документы, позвонить в университет?

Пендергаст не трудился скрыть холодное презрение к ученым докторам, с такой легкостью выпустившим осужденную за убийство пациентку за пределы больницы. Отчасти его гнев пал и на Острома, но большую часть выплеснувшейся холодной ярости пришлось терпеть Фелдеру.

— Джентльмены, — говорил Пендергаст, — позвольте поздравить вас с первым побегом из «Маунт-Мёрси» за последние сто двадцать лет. Где нам прикрепить памятную табличку?

Джентльмены молчали.

Агент вынул фотографию из кармана, показал сперва Острому, затем Фелдеру:

— Вы узнаете этого человека?

Фелдер присмотрелся: размытый снимок симпатичного мужчины средних лет.

— Да, похож на Пула… однако я уверен: это не он. Возможно, брат?

— Доктор Остром, что скажете?

— Не знаю.

Пендергаст выудил из кармана тонкую капиллярную ручку, склонился над фотографией. Затем довершил работу белым фломастером. Закончив, повернулся к докторам и молча продемонстрировал результат.

Теперь Фелдер узнал. Вне сомнений, это он. Пендергаст лишь добавил короткую, в испанском стиле бородку с проседью.

— Господи боже, это же Пул!

Остром кивнул, жалко и беспомощно.

— Настоящее его имя — Эстерхази.

Пендергаст с отвращением швырнул фотографию на стол. Сел у стола, сомкнув пальцы, посмотрел отстраненно.

— Винсент, я оказался последним глупцом. Я думал, что загнал его в самый дальний угол. Не ожидал, что он сделает петлю и зайдет со спины, будто африканский буйвол.

Лейтенант не ответил. В комнате повисла неловкая тишина.

— В записке Констанс утверждает, что ее ребенок жив, — осторожно проговорил доктор Фелдер. — Как это возможно? Единственная причина, по какой она здесь, — это ее признание в убийстве.

Пендергаст взглянул на него с пренебрежением:

— Доктор, прежде чем воскрешать младенца, не лучше ли сначала позаботиться о матери?

Снова тишина.

Затем Пендергаст обратился к Острому:

— Так называемый Пул обсуждал с вами состояние Констанс, используя профессиональную терминологию?