Дэвид Хьюсон - Убийство-2

Лес был хвойный, деревья стояли плотно, темно-зеленые и непроницаемые даже зимой. Судя по состоянию грунтовки, за сезон здесь вряд ли проезжал хоть кто-нибудь, кроме них самих и Биляля.

Перекресток. Рабен с ходу бросил «мерседес» круто влево и свернул на такой скорости, что джип едва не перевернулся. Ярнвиг уцепился за дверную ручку и молчал. Говорить что-либо было бессмысленно.

Дорога еще больше сузилась. Впереди, среди мохнатых еловых веток показался просвет. На скорости пятьдесят километров в час они въехали на небольшую забетонированную площадку, где был старый черный «лендровер». Справа стояла невысокая ржавая сторожевая вышка.

Рабен нажал на педаль тормоза так резко, что сработала антиблокировочная система.

В салоне «лендровера» никого не было. Вдоль окраины леса тянулся старый забор с кольцами колючей проволоки наверху. На воротах висел покосившийся желтый указатель: «Военный объект. Проход запрещен».

Рабен вытянул руку. Сколько времени думал Торстен Ярнвиг, прежде чем принять решение? Не дольше, чем в иракской пустыне, где он был вместе с Яном Арильдом и почти не надеялся выжить. Он вынул из кобуры на поясе пистолет и передал Рабену.

— Звоните в полицию, — сказал Рабен.

— Хочешь, я прикрою тебя?

В ответ он увидел тот же взгляд, которым его когда-то одаривал Арильд. Взгляд словно говорил: «Это шутка?»

— Там внизу места достаточно для пары тысяч солдат, — сказал Рабен. — Полицейские рации в убежище не работают. Меня будет трудно найти. — На мгновение он стал похож на обиженного ребенка. — Мне не хотелось бы снова получить пулю. Передайте это полицейским.

Затем он повернулся и полез через забор.

Потребовалось не больше минуты, чтобы найти вход. Убежище построили во времена холодной войны для защиты от ядерных бомбардировок. К тому году, когда Рабен начал служить в армии, оно уже покрылось пылью и паутиной. Но поговаривали, что бомбоубежища пока так и не списали. Чья-то умная голова сообразила, что окончание конфликта, даже если это было полувековое противостояние двух величайших держав, еще не означало вечный мир на земле. В будущем могло случиться все, что угодно…

Рабен постарался припомнить все, что слышал об убежищах, когда входил в незапертую тяжелую металлическую дверь, почти полностью скрытую зарослями терновника и бузины. С собой был фонарик, но он не понадобился. Укрытие было освещено не хуже городской площади под Рождество. Два ряда светильников под беленым потолком уводили вниз по каменной лестнице, которая казалась бесконечной. Значит, убежище все еще снабжалось электроэнергией. Оно по-прежнему дышало, по-прежнему жило.

Его ладонь привычно сжимала пистолет, взятый у Ярнвига. Он спускался медленно, ступень за ступенью, все глубже уходя в промозглое, сырое подземелье, где негде спрятаться. Ни ему, ни Саиду Билялю.

Бук нашел Эрлинга Краббе на главной лестнице здания парламента.

— Я оставил вам четыре сообщения…

Глава Народной партии вел себя еще более уклончиво, чем обычно.

— Да, я собирался перезвонить, но у меня встреча… Послушайте…

Депутаты парламента и чиновники, идущие вверх и вниз по лестнице, обходили их, бросая любопытные взгляды. Краббе дошел до ближайшей площадки и скрылся в полумраке коридора. Бук не отставал.

— Ответьте мне только на один вопрос, — говорил он, тяжело дыша. — Вы поддержите оппозицию, чтобы сместить Грю-Эриксена?

Эрлинг Краббе поджал бескровные губы, ничего не сказав.

— Проклятье! — рявкнул Бук. — Вы ведь знаете, что он не имеет права оставаться премьер-министром. Он нарушил все мыслимые и немыслимые законы. В Гильменде действительно была расстреляна мирная семья, полиция нашла доказательства!

— У вас нет ничего, кроме слова Россинга, а он решил взять всю вину на себя…

— Россинг — козел отпущения! Причем добровольный. Через восемнадцать месяцев он снова будет в правительстве. Вы же сами все понимаете.

Краббе глянул на часы, но так быстро, что не успел бы разглядеть стрелки на циферблате. Потом попытался уйти, но Бук огромной ладонью схватил его за плечо.

— Что вы задумали? — прошипел он. — Я имею право знать.

Краббе сбросил со своего пиджака руку Бука.

— Я не собираюсь ложиться в постель с Биргиттой Аггер, не взвесив все «за» и «против». Вы же не станете утверждать, что ею движут исключительно соображения справедливости?

— Политика тут ни при чем. Просто мы должны различать хорошее и плохое…

Эрлинг Краббе с искренним удивлением смотрел на раскрасневшегося Бука, как будто увидел его впервые.

— Для вас действительно есть только черное и белое? — Он даже засмеялся. — Пожалуй, когда-то я тоже был таким. Но есть и другие цвета, и это нужно понимать.

Он вернулся на лестницу, сделал несколько шагов вниз.

— Значит, это вы разболтали? — воскликнул у него за спиной Бук, да так громко, что все обернулись к ним. — Когда я рассказал вам о признании Россинга, вы тут же, как послушная собачонка, побежали к Грю-Эриксену и все выболтали?

Краббе развернулся, на лице его было изумление и, как показалось Буку, обида.

— Что вы хотите сказать?

— Я говорил о Россинге только вам!

Эрлинг Краббе поднял бровь, ни слова не говоря.

— И еще… своим сотрудникам, — уже тише добавил Бук. — Разумеется, только тем, кому полностью доверяю.

Краббе засмеялся:

— Томас, вы опять меня удивляете. Неужели неделя в кресле министра ничему вас не научила? Здесь нельзя доверять никому.

Его лицо смягчилось, и он почти дружелюбно протянул Буку ладонь.

— Я позвоню, когда приму решение, — сказал он на прощание.

Бук молча пожал его сухую холодную руку и больше не пытался остановить. Возвращаясь по бесконечным коридорам к себе в Министерство юстиции, он напряженно думал.

В кабинете была только Карина, сидела перед компьютером.

— Звонили от премьер-министра, просили о встрече, — сказала она, когда он вошел. — Я отказала. Надеюсь, это было правильно.

— Наверное. — Бук направился к своему столу. — Кто готовил документы к вчерашнему совещанию? После прихода Россинга?

— Плоуг, — ответила Карина. — Я хотела сама это сделать, но он настоял…

— А кто печатал? Кто-то из секретарей?

Она на секунду задумалась.

— Плоуг сам печатал. Он сказал, что все секретари заняты.

— А мог кто-нибудь увидеть готовые документы и потом предупредить премьера?

— Нет. Когда повестка дня и приложения были готовы, он все распечатал и отдал мне. Потом ему надо было сходить к премьер-министру…

Бук смотрел на нее.

— Томас, вы что! Его вызвали, чтобы обсудить альтернативы его назначению в Скопье. Вы же сами обращались к Грю-Эриксену с такой просьбой, помните?