Дэвид Хьюсон - Убийство-2

— Те люди не были мирными жителями. Они помогали талибам, снабжали этих бандитов информацией и деньгами.

— Дети этого не делали…

— Не смей читать мне лекции о детях! Не…

Сердце Рабена замерло. Палец Биляля на курке был тверд…

В следующую секунду в коридоре послышались торопливые шаги.

Лунд вошла первой. Встала рядом с Рабеном, глядя, как пистолет Биляля переместился на нее.

— Прекратите это, — сказала она со всем спокойствием, на которое была в этот момент способна. — Положите пистолет. Отпустите ее. Вы не должны…

Его пальцы только сильнее стиснули взмокшие волосы на затылке Луизы. Пистолет вернулся к ее виску. Она взвизгнула от боли и ужаса.

— Нет! — крикнула Лунд, делая шаг вперед и поднимая «глок» на вытянутых руках. — Выходите отсюда. Мы обо всем поговорим. Я хочу услышать…

— Мне не о чем говорить со штатскими, — процедил Биляль.

— Что вам нужно от Луизы? — воскликнула Лунд. — Оставьте ее…

— Вам не понять! Я выполнял свой долг. Делал то, что приказывали.

Еще на шаг ближе. Оружие вроде бы не дрожит. Но стрелок из нее неважный. Может, он догадывается?

— Я верю вам, Биляль, и я могу помочь. Но сначала вы должны отпустить Луизу.

Снова шаг вперед. Рабен за ее спиной тоже незаметно придвигался к Билялю.

Неожиданно дверь в другом конце помещения распахнулась, и вошел Странге, с пистолетом в руке и жестким, решительным выражением лица.

Биляль посмотрел налево, потом направо, зачем-то глянул наверх и потом остановил взгляд на Лунд. Его пальцы в волосах Луизы Рабен разжались, и он подтолкнул ее вперед.

— Иди, — приказал он.

Лунд не смотрела, как Луиза, едва не падая на затекших ногах, то ли ползком, то ли бегом, добралась до мужа и упала в его объятия. Лунд кожей чувствовала, что происходит что-то неладное.

— Уводите ее отсюда, Рабен, — сказала она. — Идите наверх и…

Лицо Биляля покрылось испариной. Капли пота перемешивались со слезами. Странге встал перед ним, контролируя каждое его движение, не сводя с него словно окаменевшего в руке пистолета. Пятясь и не отводя глаз, он медленно передвинулся к Лунд.

— Я только выполнял свой долг, — повторил молодой офицер, стоя навытяжку рядом с допотопным генератором.

— Расскажите, что вы сделали, — спросила Лунд.

— Вы не поймете, — сказал он снова, уже не так уверенно.

Пистолет он держал в опущенной руке. Лунд подошла ближе.

— Биляль, вы не совершили ничего ужасного. Удалили несколько записей из журнала радиосигналов. Вам кто-то приказал это сделать. Кто был этот офицер? И о чем говорилось в этих сообщениях?

Хотя его никто не просил, Биляль наклонился и положил пистолет на пол. Затем снова выпрямился, как на параде.

— Хорошо…

Он больше не слушал ее, глядя застывшим взглядом прямо перед собой.

— Лунд, — сказал Странге, — мне это не нравится. Что-то здесь не так.

— Что? Нет, все нормально, — убеждала она его, сама не веря в то, что говорит. — Отлично, Биляль, давайте уйдем отсюда. Мы поедем к нам в управление. Там вы будете в безопасности. Я найду для вас адвоката. Мы поговорим…

Он стал расстегивать куртку, и она почувствовала, как от ужаса холодеет сердце.

Широкий пояс был весь увешан связками с торчащими проводами. Розовые палочки взрывчатки напоминали праздничные хлопушки. Рядом висела граната в форме ананаса.

В ту же секунду Странге рванулся прочь от Биляля, на бегу схватил Лунд за куртку и потащил ее за собой к выходу.

Сзади раздался голос — громкий, твердый и отчетливый. И слова, такие знакомые многим поколениям солдат:

— За Бога, короля и родину!

Красная дверь была уже недалеко. Лунд могла даже различить цифры на ней: сорок четыре. Они мчались к ней сломя голову.

Громыхнул взрыв. Мир окрасился в цвет пламени. Мощная сила оторвала ее и Странге от земли, выбросила их в коридор и несла по воздуху до тех пор, пока гравитация не притянула их вниз и они со всего размаху не ударились о сырые каменные плитки пола.

Когда Лунд очнулась, она поняла, что Странге лежит на ней, укрывая ее собой, словно броней, и прижимая ладонью ее голову к полу.

Вокруг разлетались искры. Пахло кордитом и взрывчаткой, и чуть погодя Лунд почувствовала во рту солоноватый привкус крови.

Дом Плоуга был так же неприметен, как и сам хозяин: обычный коттедж, стоящий в конце длинной подъездной дороги, почти невидимый со стороны улицы. Уже подойдя к крыльцу, Томас Бук вдруг понял, что совершенно не представляет себе, что увидит внутри. Он не мог вообразить, как живет Плоуг, этот тихий, очень закрытый и одинокий человек.

В окнах первого этажа горел свет. Входная дверь была приоткрыта. Бук постучал и вошел внутрь.

Стол в кухне был заставлен картонками из-под готовой еды, в раковине громоздилась гора немытой посуды. В гостиной рядом повсюду были расставлены упаковочные коробки, заполненные наполовину. На стене висели книжные полки и большая карта мира.

На письменном столе стояли две плоские коробочки, обе раскрытые. Внутри — медали за военные заслуга в Афганистане.

Тут же сложены снятые со стен фотографии в рамках. Почти на всех одно и то же лицо — мальчика, юноши, молодого мужчины. В отличие от хмурого портрета в армейском личном деле, на этих снимках он улыбался.

Да, сходство определенно есть, подумал Бук, беря в руки ближайшую фотографию. Если бы Плоуг умел улыбаться искренне, он был бы очень похож на сына. Возможно, раньше он и умел. До того, как в его жизнь вошли Фроде Монберг, Флемминг Россинг и — надо быть честным — Томас Бук.

Ему не хотелось выпускать фотографию из рук. Бук невольно вспомнил о своих дочерях, задумался, не захочет ли какая-нибудь из них пойти в армию. Военная карьера означала надежный заработок, который в нынешние времена найти стало непросто. А еще это хороший способ расплатиться с кредитом на высшее образование, то есть своего рода страховка.

Бук услышал за спиной знакомые шаги и обернулся.

— Простите за вторжение, — сказал он Карстену Плоугу и положил рамку с фотографией на стол. — Я стучал, но никто не ответил. Дверь была открыта.

Плоуг был в рубашке в сине-зеленую клетку и в джинсах, и от этого казался совсем другим человеком.

— Ханс Кристиан Плоуг Ведель. Ведель — девичья фамилия моей жены. В армии его все звали просто Ведель. — Он подошел и посмотрел на снимок. — Из всего отряда Ханс единственный вернулся целым и невредимым. Это было настоящее чудо. По крайней мере так я думал.

Доброе лицо Плоуга пересекли горестные морщины. Он стал собирать лежащие на столе книги, складывая их в аккуратную стопку.

— Ханс говорил нам, что в деревне что-то произошло. Мол, был какой-то офицер, и погибли мирные жители. Потом было расследование военной прокуратуры, и его объявили лжецом. Сумасшедшим, вроде того парня Рабена. — На его губах мелькнула язвительная усмешка, которой Бук никогда раньше у него не замечал. — Да разве возможно, чтобы датский солдат совершил такое?