Дэвид Хьюсон - Убийство-2

В другом конце пустыря, в том месте, где раньше выстраивались стрелки, темнела еще одна фигура. Он стоял, широко расставив ноги, вытянув вперед руки с зажатым пистолетом.

Лунд услышала в трубке ответ дежурного оператора, когда это случилось. Сначала желтая вспышка пламени, потом гром выстрела.

Ульрик Странге упал на колени. Прижал руки к груди. Изо рта хлынула кровь.

Еще один разрыв. Его отбросило назад так резко, как будто он был марионеткой, которую дернули за нитку.

Телефон выпал из ее рук. Она успела только перевести взгляд с недвижного Странге на стрелка, как снова полыхнула вспышка.

Когда пуля достигла ее тела, сила удара была так велика, что она отлетела на несколько метров и ударилась спиной обо что-то твердое, что могло быть только одним из столбов, и осталась там, словно мишень под яркой серебряной луной.

Хватая ртом воздух. Пытаясь думать.

От нового безжалостного всплеска огня она покатилась по земле, сжимая руками грудь, и упала в холодную траву, которая пахла землей, сыростью и смертью.

— Нет, — сердито замотал головой Бук. — Не хочу ничего слушать. С меня хватит. Оставьте себе свои министерские портфели и прочие взятки.

Глаза Грю-Эриксена чуть вспыхнули.

— Я знаю, это с помощью Плоуга вы теперь можете свалить всю вину на Россинга. Что, хорошую марионетку вы себе нашли?

На лице опытного политика появилась тонкая улыбка. Грю-Эриксен прошел к двери, закрыл ее поплотнее, чтобы их никто не услышал.

— Вы думаете, что вам все можно, что вам все сойдет с рук? — распалялся Бук. — Нет, это преступление вы не сможете утаить. Я созываю пресс-конференцию и расскажу все журналистам. Потом — парламенту, полиции, службе безопасности. Всем, кто будет слушать.

— Томас…

Грю-Эриксен начинал терять терпение.

— У меня есть документы, — продолжал Бук. — Я обнародую их. Можете посадить меня за разглашение государственной тайны, если хотите, но вы ответите за свое…

— Прошу вас…

— Вы покрывали преступников. Из-за вас были убиты люди.

— Я управляю этой страной. Мы находимся в состоянии войны, в которой погиб и ваш брат…

— Йеппе погиб в Ираке!

— Это та же война, — спокойно повторил Грю-Эриксен. — И она продолжается.

Мгновение Бук растерянно смотрел на него, но быстро опомнился.

— Не пытайтесь запутать меня! — запальчиво выкрикнул он. — Я знаю, что за всем этим стояли вы. И я могу это доказать.

Он встал и решительно двинулся к выходу.

— Неужели вы действительно уйдете, так ничего и не узнав? — окликнул его премьер-министр. — Трудно поверить, ведь вы такой любознательный человек, мы все в этом убедились.

Бук остановился, взявшись за ручку двери.

— Я сыт по горло вашим враньем.

— Вы правы, — признал Грю-Эриксен. — Я лгал. Тогда это казалось мне единственным верным решением. Возможно, я ошибался. Но…

Бук потянул на себя дверь.

— Мы не скрывали убийства мирных граждан, — громко и отчетливо произнес Грю-Эриксен.

Бук замер и обернулся. Премьер-министр нахмурился, сложил на груди руки и присел на край стола.

— На войне погибают не только солдаты, но и обычные люди, — сказал он со скорбью в голосе. — Иногда это происходит случайно. Иногда из-за чьих-то ошибок. Но в конце концов… люди прощают. Они понимают.

— К чему вы клоните? — резко спросил Бук, решительно подходя к нему.

— Все дело в том офицере. Видите ли… его там не было.

— Опять какие-то тайны.

— Да, тайны, — согласился Грю-Эриксен. — Именно так. Вы думаете, что я сижу за своим столом и смотрю, как мимо проплывает целый мир в ожидании моих «да» или «нет»? Даже в том, что касается внутренних дел, я в лучшем случае лишь далекий капитан, который передает полномочия знающим людям вроде вас. Точно так же, как вы даете поручения своим подчиненным…

— Не льстите мне, пожалуйста!

— И не думал. Так вот, по документам офицера там не было. Он выполнял секретное задание, не согласованное с комитетом по безопасности.

Бук вскинулся при этих словах:

— Но такое согласование обязательно! Это закон.

— Это закон, — подтвердил Грю-Эриксен. — Скажите это мужчинам и женщинам, которых мы послали в Гильменд. Давайте представим, что нам стало известно о том, что какой-то мелкий бандит помогает Талибану — предоставляет информацию, оружие, деньги. — Премьер-министр смотрел в потолок, будто выдумывал все это. — Допустим, мы узнаем, что он готовится покинуть страну. Он ведь догадывается, что мы на него охотимся. Поэтому у наших людей есть только день, от силы два, чтобы добраться до него, допросить, задержать. Ну?

— Что — ну?

— Когда ко мне с этим приходят из штаба, что мне говорить? Просить подождать, пока мы не сверим все наши ежедневники, отменим совещания, заседания, деловые обеды, вечера в опере? Или свидания с любовницами, если говорить о Монберге? Должен ли я сказать тем храбрым мужчинам и женщинам, сражающимся в безнадежной войне посреди далекой и жестокой страны, мол, подождите недельку-другую, и тогда я, может быть, перезвоню вам насчет «да» или «нет»?

Бука трясло от напряжения. Он молчал.

— Что бы вы сделали на моем месте, Томас? Помните, что с момента, когда секретное решение оказалось зафиксировано на бумаге здесь, проходит не больше суток, прежде чем о нем узнают на улицах Кабула. Это мне доподлинно известно.

— Вы с самого начала знали, кто был тот офицер…

— Нет, не знал. И сейчас не знаю. Вы хоть слышите, что я вам говорю? Я не хочу знать. И спрашивать никогда бы не стал. Все, что я понимал, — это то, что мне необходимо принять решение. Нам не хватало денег, не хватало войск.

— Вы могли бы что-нибудь сделать, чтобы остановить это безумие. Когда убили Анну Драгсхольм…

— Это реальный мир! — Повелительным жестом Грю-Эриксен остановил Бука. — А не идеальная картинка, которую мы хотели бы видеть. Сейчас Дания ведет войну — и проигрывает ее! Талибы же постоянно набирают силу. Они используют каждую нашу слабость. Если бы мы поднесли им на блюдечке такой скандал… что бы они сделали — как по-вашему? Уселись бы с нами за стол переговоров и принялись бы искать решение? И что сказали бы матери и отцы солдат, вернувшихся домой в гробах? Стали бы они благодарить нас? Меня лично?

Он подтянул к себе кресло из-за стола, сел, закрыл лицо руками. На мгновение он превратился в старого и смертельно уставшего человека, но вскоре политик в нем снова одержал верх.

— Когда я только начинал работать в правительстве, я был таким же, как вы. Мечтал делать добро, бороться за справедливость. Но бог мой… — Он выпрямился, положив сжатые кулаки на полированную столешницу. — Все не так просто. Мы живем в опасном, раздробленном мире. Послужите здесь подольше, и увидите сами. Настанет день, и вам обязательно доложат, что где-то совсем рядом случилось нечто ужасное. Настолько ужасное, что вам даже не захочется слышать. — Он развел руками. — И как вы тогда поступите? Попросите отчет, заключение экспертов, будете хвататься за варианты. А вам ответят… — Грю-Эриксен на миг прикрыл глаза. — Вам ответят, что вам лучше не знать. Как вы мне однажды уже говорили…