Дэвид Хьюсон - Убийство-2

Брикс обернулся и смотрел на ее пальцы до тех пор, пока она не отпустила его рукав. Они оказались в стороне от остальных, здесь их никто не мог слышать.

— Вы пригласили меня вернуться не просто так?

— Да, у меня были свои соображения, возможно ошибочные.

— Я вам понадобилась, потому что вы не считали Странге способным раскрыть это дело. И не знали никого другого, кто смог бы, кроме меня. Вы знали…

— Не обязательно рассказывать мне, что я знал или что я думал.

— Вы с самого начала знали, что дело сложнее, чем кажется.

Он сложил на груди руки и слушал с непроницаемым лицом.

— Зачем было вытаскивать меня из Гедсера, если вы боитесь доверять мне? Здесь что-то происходит…

Раздались шаги. Брикс приложил палец к губам. Это был Странге.

— Я дозвонился наконец до Согарда. Он говорит, что слишком занят и не будет больше отвечать на наши вопросы.

— Не будет? — переспросила Лунд, не сводя глаз с высокого человека в зимнем пальто. — Пусть его привезут в управление. Арестуйте его, если будет сопротивляться.

— А что со священником? — спросил Брикс.

Странге взглянул в блокнот:

— Торпе нет в церкви. Мы ищем его.

Брикс задумался.

— Мы ждали, и Грюнер погиб, — заговорила Лунд горячо. — Мы ждали, и Лисбет Томсен разорвало на куски прямо у нас под носом.

— Мать подаст на нас в суд, — сказал Брикс.

— Не подаст, если окажется, что мы правы. А если нет, то валите все на меня.

— Мне это не нравится… — не выдержал Ульрик Странге. — Женщина на пределе.

— Привезите и допросите Согарда, — распорядился Брикс. — Найдите священника. — Его взгляд пробежал вдоль ряда серых надгробий. — С матерью я сам поговорю.

Когда Луиза Рабен вошла в церковь в Вестербро, где служил Гуннар Торпе, ее встретили двое полицейских в штатском. Йонас тоже был с ней. В тот вечер не удалось найти няню. Один из копов, тот, что помоложе, был разговорчив и дружелюбен. Он усадил Йонаса на скамью, чтобы ребенок мог поиграть там своими солдатиками, после чего отвел Луизу в сторону.

— Вы знали, что он был здесь? — спросил полицейский.

— Ничего я не знала. Просто Йенс бывал в Вестербро. Я надеялась его здесь найти.

Было очевидно, что он ей не верит.

— Вы говорили с Торпе?

— Да! Он приезжал к нам в часть. Сказал, что виделся с Йенсом, что он в плохом состоянии и ему нужна помощь. Это все?

— Ваш муж мог разозлиться на капеллана за то, что он пытался сдать его?

Луиза Рабен не скрывала, что считает эти вопросы глупыми.

— Они друзья. Они вместе служили.

Лицо полицейского выражало только скептицизм.

— Может ли он причинить Торпе вред?

— Не так громко! — осадила она его, посмотрев на играющего сына.

— Священник куда-то очень торопился, — сказал ей коп. — Пропустил собрание приходского совета, не запер ворота. Его видели с каким-то человеком, похожим по описанию на вашего мужа. Мы беспокоимся о его безопасности.

— Йенс никогда не причинит ему вреда.

— У вас есть предположения, куда они могли пойти?

— Да мне-то откуда знать?

Больше он не казался дружелюбным.

— Вы связывались с ним после того, как он сбежал из тюрьмы. Этого достаточно, чтобы выдвинуть обвинение против вас.

Она посмотрела на Йонаса. Страшно подумать, что с ним будет в таком случае.

— Йенс никогда не помышлял о том, чтобы как-то навредить Гуннару Торпе. И всем остальным людям, с которыми служил. Они были ему ближе, чем семья, — добавила она с горечью.

У полицейского не осталось больше вопросов.

— Если он снова свяжется с вами и вы не сообщите нам об этом, то окажетесь под арестом. — Он тоже повернулся к Йонасу. — Подумайте о ребенке.

— Я рада, что вы так за нас переживаете.

Он нахмурился:

— Кажется, вы не воспринимаете мои слова всерьез.

— Четверо близких Йенсу людей мертвы. Он последний из отряда, кто остался в живых.

Оперативник посмотрел на своего коллегу, стоявшего в дверях, и тоже собрался уходить.

— Так как вы думаете, серьезно я воспринимаю ваши слова или нет? — бросила она ему в спину.

Харесковен, или Заячий лес, находился к северо-западу от города. Вдоль него проходила скоростная трасса, а внутри лес пронизывала паутина пешеходных троп и велосипедных дорожек.

Машину вел Рабен, Гуннар Торпе сидел на пассажирском сиденье и держал в руке пистолет.

— Куда едем, Пастырь? — спросил Рабен, глядя на залитую лунным светом дорогу.

— В рай или в ад. Я тебе это уже не раз говорил. Просто веди машину!

Впереди показался лес. Движения на трассе почти не было.

— Меня всегда тошнило от ваших проповедей. Что вам сказала Драгсхольм? Зачем она приходила?

С зеркала заднего обзора по-прежнему свисало серебряное распятие на цепочке и качалось в такт движению автомобиля. Рабен вспомнил свою ночную поездку из Швеции после смерти Лисбет Томсен.

— Она хотела возобновить дело, — продолжал Рабен. — Знала, что нас подставили…

Дуло поднялось над приборной панелью — Торпе указал на разветвление дороги.

— Здесь поверни налево.

Рабен продолжал ехать прямо.

— Налево, черт бы тебя побрал!

Холодная сталь вновь прижалась к его виску. Он сбросил скорость, нажал на тормоз, аккуратно свернул на боковую дорогу. Это была едва заметная грунтовка, вьющаяся среди высоких редких елей.

Совсем как на шведском острове, где погибла Томсен.

Городские огни исчезли вдалеке. Здесь не было ничего, кроме темноты, стройных деревьев и скудной зимней растительности между ними. Торпе показал на небольшую поляну, засыпанную опилками и стружкой, шлепнул рукой по торпедо, сказал:

— Сюда.

Рабен въехал на парковку, заглушил двигатель.

— Ключи оставь в зажигании, — сказал Торпе и жестом велел ему выйти из машины.

Ночь была холодной и влажной. Ухали совы, разбегались по норам вспугнутые зверьки. Еще давно, во время тренировок на выживание, Рабен выучил фазы луны. Два года он был лишен возможности наблюдать их, запертый в камере Херстедвестера. И вот четыре ночи свободы… Луна только начала убывать, и ее почти правильный диск с каждой минутой разгорался все ярче. Рабен видел больше, чем многие люди, и гораздо больше, чем Гуннар Торпе.

— Отойди от машины.

Рабен сделал шаг в сторону.

— Дальше! Дальше! — Священник размахивал пистолетом, как ребенок игрушкой. — Знаю я тебя, да и не только я. Встань от меня подальше, понял? А теперь иди.

— Я был солдатом, — медленно произнес Рабен, отступая в лес. — Вот и все.

— Одним из лучших и одним из худших.

— Кто это сказал?

— Согард. Все говорили.

— Что вы делаете, Пастырь? — спросил Рабен, обернувшись вполоборота.

Подрагивающее дуло пистолета неотрывно смотрело ему в спину.

Торпе был крепким мужчиной. Он служил в армии, ходил на передовую. Но ему не хватало спецназовской выучки, и это сказывалось в его нервозности, трясущихся пальцах, срывающемся голосе.