Эва Хансен - Цвет боли: белый

Мы с Фридой переглянулись: это опасный сигнал, Бритт повторяет вот это «пора улетать» рефреном уже третий раз. Надоел? Скорее всего, да, но Том этого пока не понял. Поймет, когда Бритт запустит в него обломанным гипсом?

Том не глуп, он все прекрасно понял и пришел к нам с Фридой советоваться:

— Девчонки, что делать?

— Улетай.

Удивительно, но в унисон мы стали говорить и с Фридой. Смешнее всего получатся, когда произносим что‑то в три голоса.

— А дальше?

— А дальше, Том, как получится. Бритт можно взять измором. Звони утром пожелать доброго утра, только не рано, Бритт сова. А еще вечером, чтобы сказать «доброй ночи». Может, что и выйдет.

Он посмотрел на нас почти с вызовом:

— Я еще поведу ее под венец!

— Куда?!

— Бритт будет моей женой.

Дай бог…

Ларс опять откуда‑то вернулся…

— С приездом?

— Я был на острове.

Ларс сел на диван и протянул мне руку:

— Иди сюда…

Неужели все прошло, он забыл то, что я наговорила в машине?

Я снова в его руках, сердце готово выпрыгнуть из груди. А Ларс открывает ноутбук, кладет его нам на колени, тесно прижимает меня к себе:

— Садись ближе, я не кусаюсь.

Но меня поражает не это. На экране ноутбука… Джейн Уолтер, правда, она не в строгом деловом костюме, а в очень открытом сарафане, смеющаяся, явно где‑то на пляже.

— Узнала?

Я готова взвиться снова, но сдерживаюсь:

— Джейн…

— Угу. Смотри еще…

Снимки следуют один за другим. На них Джейн в обнимку с каким‑то мужчиной, и это явно не Ларс! Мне удается сдержаться и не произнести какой‑нибудь гадкий комментарий. Потом с малышом… у ребенка явно болезнь Дауна… но они обнимаются с такой любовью, что усомниться, что это мать и дитя не приходит в голову.

У Джейн дауненок?! Несчастная…

По виду матери этого не скажешь, она любит свое больное дитя, она настоящая мать.

Я не замечаю, как на глаза наворачиваются слезы, зато это замечает Ларс, он осторожно стирает слезинку, усмехаясь:

— Они счастливы, плакса.

— Где это?

— В Уругвае, у мужа Джейн там свое дело и большая усадьба. Не был, но, говорят, красиво…

На следующем снимке Джейн и малыша обнимает красивый мужчина, тот самый, что был на предыдущих. Счастливая семья — мама, папа и ребенок.

— А вот старые снимки.

На этих фото Джейн Уолтер вместе с мужем, Ларсом и Оскаром. И дата — как раз, когда я подозревала Ларса в измене.

— Почему бы не сказать?..

— Когда? Ты удрала и делала все, чтобы не подпустить меня к себе. Линн, — он уткнулся мне в висок, — ну когда ты поймешь, что заняла все мое сердце, ни на кого другого места в нем просто не осталось?

Вдруг в его голосе слышится лукавство:

— Разве что на пяток малышей, которые будут похожи на маму…

— Сколько?!

Ларс как ни в чем ни бывало пожимает плечами:

— Ну хорошо, можно шестерых, я не против… Планы немаленькие, может, пора приступить к реализации?

— Ларс!

— Где ты предпочитаешь — в гардеробной или лучше все‑таки на Кунгсхольмене? Поехали, здесь народу и без нас хватает.

Разве можно не принять вот такое откровенное приглашение?

— Фрида, я верну ее завтра. Может быть…

Фрида смеется:

— Оставляете меня с Бритт?

— Боишься? Не трусь, она сейчас играет в покорность. Разве что придется весь вечер выслушивать жалобы на предателя‑Тома.

— Я просто дам ей снотворное. Врач прописал, но Бритт не принимает.

Честно говоря, нас уже мало волновало, будет ли Бритт спать крепко. Главное — она под присмотром, значит, мы можем заняться собой…

— Ты сверху.

Замечание вскользь, но я почему‑то взвиваюсь:

— Нет, ты!

— Споришь со старшими? Ты сверху.

— По очереди.

Он поворачивается ко мне, не успев тронуть машину с места, бровь чуть приподнимается:

— Согла‑а‑сен…

Мы вдруг начинаем хохотать.

— Ларс, ты меня развратил.

Трогая с места, Ларс оглядывает меня, насколько позволяет пространство машины, хмыкает:

— Надо же? А по виду не скажешь, скромная девушка. Кстати, ты в белье?

— Конечно!

— Значит, не до конца развратил. Но все впереди, я еще успею…

Пусть развращает, я согласна. При одной мысли о таких уроках внутри становится горячо.

А с чего все начиналось? С лекции о викингах и фужера «Ришбура». Вот как скромницам опасно пить даже хорошие вина.

Словно подслушав мои мысли, Ларс вдруг сообщает:

— У меня вино хорошее есть.

— «Конти»?

— Ишь ты какая! «Конти» не заслужила, не достаточно еще развращена. Нет, «Шато д’Икем» 1976 года. Я помню, ты предпочитаешь белые вина…

— Да.

— …после хорошего секса.

— Ларс!

— Да, дорогая?

В стальных глазах скачут чертенята, не иначе выпили этого самого «Икем». Я тоже хочу…

Мне тоже перепадает «Шато», но каждый глоток приходится буквально выкупать.

— Ты почему сняла пирсинг на груди? Зарастет же.

— Ларс, я даже не знаю, где у меня колечки.

— Ничего, вставим новые. Глотни вина. Я сейчас вдену…

Я и забыла, как это возбуждает — колечки в груди, особенно если их потеребить… особенно если это делают руки Ларса… особенно когда ждешь бо́льшего и понимаешь, что это бо́льшее сейчас будет…

— Угу… вот так… что заерзала?

— Нет, ничего.

Я держусь, но голос уже хриплый. Наверное, от вина. Ларс кивает:

— Пьем за тебя.

Следя, чтобы я выпила все, смеется:

— У меня две бутылки вина. Знаешь, чего я добиваюсь? Чтобы ты напилась до беспамятства и забыла все правила приличия. М‑м‑м… как это здорово, когда ты не помнишь, что хорошо воспитана и существуют какие‑то ограничения.

— Неправда, даже напившись, я вовсе не забываю правил приличия.

— Так забудь! Ну хоть раз для меня, а?

— Как ты себе это представляешь? Что я должна делать?

— Не знаю. Потеряй над собой контроль, скажи, что ты меня хочешь, потребуй, чтобы я взял тебя. Расскажи обо всем, что тебе нравится…

Я вдруг возмущаюсь:

— Так нечестно, я буду говорить пьяная, а ты слушать трезвый?

— Я могу тоже напиться, если нужно. Ну, пьем?

— Пьем, но я могу и без этого.

В глазах недоверие:

— Можешь?

— Могу. В конце концов, почему бы не сбросить все эти правила и без всякого вина. Нет, вино не помешает, но я не хочу быть пьяной в такой ответственный момент.

Услышав такие сентенции, Ларс смотрит мне в глаза долгим взглядом.

— Я бы тоже предпочел, чтобы ты понимала, что говоришь и делаешь. Иди сюда… Иди и расскажи, как тебе больше нравится, чтобы я не гадал, а знал. Вот так нравится? — пальцы проводят по позвоночнику, обводят выпуклости пониже спины.

Я привычно выгибаюсь дугой.

— Да…

— А так? А вот так?

Он вновь обследует мое тело, касаясь даже самых запретных мест, но для Ларса нет ничего запретного, я же вся от макушки до кончиков пальцев принадлежу ему. Он словно раскрывает меня для меня, показывает, какая я чувствительная и чувственная, как могу откликаться на любую ласку, как хочу эту ласку. Даже самую запретную раньше — куннилингус. Я и представить не могла, что такое для меня возможно! Допустить мужской язык в сокровенное место?!